Михаил Ильич приехал поздним вечером к Якову Ароновичу и предложил:

– Яша, хочешь увидеть музей?

Шпиц, страстный любитель антиквариата, мигом согласился. И вскоре ахнул от восторга, войдя в огромное помещение.

– Да тут чего только нет! Возьму все, созывай своих.

– Нет, – возразил Мамаев. – Такое богатство раз в жизни попадается, я моей бригаде о доме Леденева ничего не скажу, мы с тобой вдвоем разборкой займемся и все пополам поделим. Время есть, справимся. Понял? Работаем только ты и я. Но давай сразу договоримся, кому что достанется.

Среди добычи Михаила Ильича оказалось много украшений, в том числе колье, которое он подарил дочери Вере, картины пятнадцатого века, потрясающие гобелены, люстры. Живопись Леденев заботливо упаковал для сохранности в особые стеклянные ящики. Статуэтки, столовые приборы… всего и не перечислить. Когда самое дорогое было вынесено, Михаил Ильич сказал:

– Вот теперь я позову свою банду. Яша, мы тебе попозже принесем фурнитуру и все остальное. По сравнению с тем, что нам с тобой досталось, это уже ерунда. И картины – жалкая мазня, но датированы девятнадцатым веком, кому-то пригодятся.

Спустя пару недель мастер на все руки, член бригады Мамаева Николай Павлович приволок Якову Ароновичу пейзаж с тремя коровами. Шпиц сразу узнал одну из не очень ценных картин, бывших в собрании Леденева, и потом продал холст любителю подобных произведений.

– Жаль, дядька, который помер, почти всю свою коллекцию уже распылил, – сказал Николай Павлович, – на стенах полно следов от висевших там полотен. Сейчас в квартире мало что осталось, но понятно: дед любил красиво пожить, поэтому на старости лет сбывал свои вещи. Не тебе ли он их притаскивал?

Яков Аронович, похлопав Николая по плечу, хитро улыбнулся и как бы невзначай произнес:

– Я давно усвоил золотое правило: язык мой – враг мой. Ты же знаешь, я никогда о продавцах не сплетничаю.

Через два года, когда о генерале Леденеве и его квартире все давно забыли, пейзаж с коровами всплыл на одном международном аукционе. Там вспыхнул настоящий пожар.

Курт Розенберг, один из тех, кто пришел торговаться за произведение искусства, увидел картину и объявил, что она принадлежала его деду Моисею, иудею, банкиру, который собирал произведения искусства. В сороковом году Моисей, как и большинство евреев, граждан Германии, был отправлен фашистами в концлагерь, но, о чудо, он там не погиб. Розенберга освободили советские войска. Моисей стал одним из свидетелей на Нюрнбергском процессе, банкиру вернули его квартиру, и он захотел найти свою коллекцию.

У педантичных немцев ничего не пропадало бесследно: на каждый гвоздь, конфискованный у евреев, имелось десять аккуратно подшитых в папку бумажек. Адвокат Розенберга долго рылся в архивах и в конце концов выяснил: коллекция была вывезена по распоряжению генерала Леденева. Военачальник отправил из Берлина товарный вагон, набитый сокровищами, которые ранее отняли у Розенберга.

Юрист отыскал начальника склада, где хранились вещи, собранные Моисеем. Тот объяснил, что к помещению подъехали военные машины, из одной вышел парень в форме советских войск, показал разрешение, подписанное Леденевым, и забрал все, что ранее принадлежало Розенбергу. Вещи испарились в сорок пятом году, в декабре. Спорить с представителем Красной Армии кладовщик, естественно, не стал.