— Будь здоров. Давай пять капель для профилактики?

Миллер отмахнулся. Стандартная капля, как учили их на фармакологии, содержит две десятых миллилитра жидкости. Криворучко то ли прогулял в свое время это занятие, то ли неправильно расставил нолики и запятые в конспекте, но, предлагая данную порцию, неизменно наливал полстакана.

— Как хочешь, — разочарованно вздохнул старый профессор. — Ты прав, нам с тобой бояться нечего, мы свою торговую марку заработали. Настоящие лицензионные хирурги, не какие-нибудь китайские подделки.

Дмитрий Дмитриевич хмыкнул. Внучка профессора занималась мелким бизнесом — торговала куртками. Любящий дед снабдил ее стартовым капиталом, вник в процесс и, получив новые знания, полюбил проводить параллели между хирургией и рынком одежды.

Выходя от Криворучко, он уже точно знал, что заболел. Какие-то недружелюбные существа залили ему в голову ведро бетона и напихали в горло колючей проволоки. Во рту до сих пор стоял мерзкий вкус кофе, и больше всего на свете хотелось лечь в постель, закрыться с головой и уснуть дня на четыре. «Пожалуй, не стоит идти в оперблок, — решил он. — Не дай Бог, заражу Таню».

Вернувшись к себе, профессор уставился в зеркало. Выглядел он прекрасно, простуда окрасила щеки румянцем и сообщила глазам интересный блеск. Значит, болезнь будет тяжелой, понял он. При ОРЗ в легкой форме он бы уже выглядел, как слон-альбинос с похмелья — огромный распухший нос и заплывшие красные глазки. Но данный вирус решил порадовать миллеровский организм общей интоксикацией.

— Как не вовремя! — расстроился он и вызвал Чеснокова с градусником.

Тот примчался сразу, не преминув заметить, что становится Миллеру семейным врачом.

— Только вот семьи у меня нет, — проворчал профессор, вытирая казенный градусник полотенцем.

Пока он сидел с термометром под мышкой, Чесноков заварил чай, позвонил на пост выяснить, не осталось ли у девочек клюквенного варенья, и сообщил в приемное, что Миллер сегодня не работник.

Намерилось 40 и 3 — Дмитрий Дмитриевич даже подумал, что Чесноков принес ему сломанный градусник.

— Так и есть, — ординатор положил ему ладонь на лоб, — у вас на голове яичницу можно жарить. Так что давайте пейте чай, и я отвезу вас домой.

— Сам доберусь.

— Перестаньте. Пробок сейчас нет, домчу за пять минут. Вы только Валериану отзвонитесь.

«Интересно, почему он так заботится обо мне, подлизывается, что ли?» — подумал Миллер и спросил:

— Вы уже знаете, что я не буду заведовать кафедрой?

— Естественно, знаю. Слухи о том, что рулить будет Максимов, уже давно ходили, но мне неудобно было вам говорить.

— А что же вы тогда со мной так нянчитесь? Скоро вы закончите ординатуру, поступите на постоянную работу, и мы окажемся в равном служебном положении. Я буду отличаться от вас только учеными званиями. Вы прекрасно понимаете это, но заботитесь обо мне пуще родной матери. Почему?

Тяжело вздохнув, Чесноков вытащил из шкафа миллеровскую куртку и портфель:

— Злой вы человек, Дмитрий Дмитриевич, прямо неинтересно с вами разговаривать. Одевайтесь и поехали.

— Почему это я злой? — Миллер не тронулся с места.