Весной следующего года в сопровождении десятитысячного войска хан Берке прибыл в Бухару.

С подобающим хану почетом у западных ворот его встретил Мусабек – даргуши города, похожий обликом на перса. Ревели сырнаи и карнаи. Непривычные к этим звукам, храпели, вставали на дыбы кипчакские кони.

После того как были произнесены слова приветствия, Мусабек еще раз низко поклонился Берке:

– Великий хан, разрешите отвести вас и ваших доблестных воинов в ставку, которую мы устроили вне стен города…

Берке нахмурился:

– Разве в городских дворцах нам нет места?

Даргуши замялся:

– В городе есть дворцы, но, великий хан…

– Говори! – властно приказал Берке.

Мусабек поднял голову и посмотрел в лицо хана своими пронзительными темными глазами.

– В городе неспокойно… Узнав о вашем прибытии, горожане со вчерашнего дня забурлили, точно вода в казане. Особенно ремесленники и мастеровые, которые принадлежат Золотой Орде.

– Чем недовольны они?

– Люди говорят, что все заработанное уходит в Золотую Орду… Нечем кормить жен и детей… Они говорят: «Пусть хан или пожалеет нас, или прикажет вырезать».

Лицо Берке перекосилось от ярости.

– Истосковались по резне!.. – зло прошептал он. – Они хотят напугать меня. И ты советуешь мне остановиться за городом?..

– Зачем дразнить собак?..

– Нет! – сказал Берке. – Я не поверну своего коня! Я научу их встречать своего повелителя! – И, повернувшись к Салимгирею, приказал: – Веди караван!

В горле хана клокотал, бился гнев.

Медленно втягивался в городские ворота караван. Воины в сверкающих кольчугах, на темно-рыжих конях, окружавшие хана, взяли на изготовку длинные копья.

Густые сумерки окутывали город. От журчавших арыков тянуло влажной прохладой, и в темных садах пели соловья. На черном бархате неба вспыхнули большие мохнатые здвезды.

Впереди процессии ехали даргуши Мусабек и сотник Салимгирей.

Жуткая, непривычная тишина окружила всадников. Берке сделалось не по себе. Он, степняк, всегда ненавидевший тесноту городов и знавший их только в моменты яростных битв, поежился. Может быть, следовало послушаться даргуши и отложить вступление в город до завтрашнего дня?

Улица, ведущая к городской площади, вдруг сделала поворот, и Берке от неожиданности даже вздрогнул, натянул повод коня. Улица была полна народу. Люди стояли молча, и тысячи чадных факелов пылали над их головами. Отблески пламени метались по лицам, по одежде, и оттого казалось, что толпа колышется тяжело и грозно. Непривычной и жуткой была для хана эта картина.

Телохранители сомкнулись вокруг Берке, выхватили из ножен кривые сабли и подняли их над головами. Алые отблески пламени заиграли на лезвиях.

Толпа молчала, и отступать было некуда. Только выдержка могла спасти в этот миг золотоордынцев, потому что на узких улочках города они не смогли бы развернуться для битвы. Оставалось двигаться в неизвестное, и, пересилив себя, Берке дернул повод, послал коня вперед.

Молча расступилась толпа, пропуская хана. Тревожно храпели кони, косили влажными большими глазами на людей, кровавые всполохи тысяч огней играли в их зрачках.