Ногай никогда не называл себя ханом, но все вопросы, касающиеся управления принадлежащего ему улуса, решал сам, не прося ни совета, ни помощи в Золотой Орде.

Особенно независимо повел он себя при Менгу-Темире. Новый хан никак не выказал своего недовольства, а скорее наоборот, сделал вид, что ничего не происходит, поскольку улус Ногая по-прежнему считался частью Золотой Орды.

Другим был занят в это время Менгу-Темир. По его приказу в одном дневном переходе от устья Яика вверх по течению строился новый город Сарайчик. Здесь, в самом сердце Орды, вдали от границ, где постоянно вспыхивали междоусобицы, хан решил наладить чеканку своих денег.

И еще была причина, по которой Менгу-Темир не хотел ссориться с Ногаем. В Мавераннахре и Хорасане набрал силы Кайду и уже позволил себе забирать часть причитающихся Золотой Орде денег, получаемых от принадлежащих ей ремесленников – рабов.

Случись это при Бату или даже при Берке-хане, Золотая Орда, не стерпев подобной обиды, двинула бы свои тумены на того, кто осмелился поступать подобным образом. Но Менгу-Темир боялся Кайду. Опасение быть разбитым и потерять даже то, что имела Орда, останавливало хана.

Предательски умертвив Барака, Кайду укрепил союз со своим бывшим врагом – ильханом Ирана Абаком и создал на подвластных ему землях новое сильное ханство. Желая еще больше оградить себя от неожиданностей с юга, он пообещал отдать в жены свою знаменитую дочь Кутлун-Шаги за внука Абака – Газана.

Менгу-Темир понимал, что если он двинет свои тумены на Кайду, то не останется в стороне и Абак. Ильхан непременно воспользуется этим и через Азербайджан и Кавказ ударит Золотой Орде в спину.

Опасаясь Кайду, Менгу-Темир тем не менее пристально и с тревогой следил за Ногаем.

Не проходило ни одной зимы, чтобы Ногай не устраивал больших облавных охот, в которых участвовало все его войско. Длились они по три-четыре месяца и охватывали большие пространства.

Со времен Чингиз-хана такие охоты означали подготовку к походу, к предстоящим битвам. На охоте проверялась выносливость воинов, их способность терпеливо переносить лишения: спать на земле в дождь и снег, долгое время обходиться без еды, быть зоркими и внимательными, во всем подчиняться своим начальникам.

Иногда Менгу-Темиру начинало казаться, что Ногай задумал отделиться от Золотой Орды и объявить себя самостоятельным ханом. Но ведь Ногай всегда был суровым и последовательным сторонником заветов Чингиз-хана, и едва ли он посягнет на единство.

Если это так, то чего же хочет Ногай? Неужели он наметил себе цель выше, неужели пожелал сам сделаться ханом Золотой Орды?

От этих мыслей Менгу-Темир мрачнел и подолгу не находил себе места.

Да, никто из чингизидов еще не бежал от звания хана и не отказывался от трона, если для этого появлялась хотя бы небольшая возможность. Но Менгу-Темир ошибался, думая, что и Ногай преследует эту же цель.

Ногай был не только мудрым и удачливым предводителем войска, он еще и умел смотреть далеко вперед. Ногай хорошо понимал, что убрать с трона Менгу-Темира будет нелегко. Слишком многие стояли за его спиной и, бесспорно, оказали бы ему поддержку. Поднять руку на хана, избранного курултаем, значит нарушить святая святых Яссы Чингиз-хана. Не только враги, но и друзья поднимутся на того, кто решится задумать подобное.