Не сознанием, а всем существом воспринимал я, как корабль работает, трещит, напрягается. В мгновения тишины, которые наступали, когда нас бросало вверх или швыряло в пропасть, я слышал сухой скрип стальных траверс. Выдержат сварные швы или не выдержат? Перед глазами у меня текла тонкая струйка расплавленного металла. «Гильдеборг» стала ничем, даже не скорлупкой, разве что жалкой щепкой на гигантской беспредельной поверхности одичавшего океана. То, что мы все еще плыли, было случайностью, не более чем случайностью. Когда волны поднимали корму, я повисал в пустоте и отчаянно впивался пальцами в стальные укосины, ошеломленный ревом работающего вхолостую корабельного винта.

Я лежал на шершавом листе железа и судорожно всхлипывал. Я забыл, что существует Гут, и не понимал, почему я здесь. В голове у меня было пусто, она была как чужая. "Я не хочу умирать, я не хочу умирать, господи боже, я не хочу умирать!" Это была единственная мысль, которая владела мной. Все остальное было мне безразлично: окисел урана, взорванные шлюпки, вся моя судьба. Последнее желание: лежать, уснуть, забыться. Окутаться изоляционной ватой. Тело лежит на полу в кромешной тьме самого нижнего трюма, но меня уже в нем нет. Я исчез. Сошел с этого проклятого судна и блуждаю по водам. Ничто меня не касается. Бессмысленная суета человеческих стремлений, мошенничества и убийства, выкрики агитаторов, шепот тайных советчиков или нагота женщин. Ничто! Отныне я сам нагой, нагой и свободный. «Гильдеборг» — мой корабль прозрения. Оттуда, из темноты, я постигаю мир, где все — наоборот. То, чему мы придаем вес, никакого веса не имеет, что, кажется, должно быть ничем, является чем-то. Человек должен время от времени побалансировать на границе меж жизнью и смертью, одновременно увидеть обе стороны — тогда он, возможно, поймет себя…

По моему лицу стекала вода и струилась за воротник комбинезона.

— Тебе порядочно досталось! — вздыхал надо мною Гут. — Зачем тебя понесло в море, слабак! Поднимайся, мы должны исчезнуть прежде, чем придут проверить склад!

Я ощутил вкус виски из капитанских запасов. Разбитый, подпираемый Гутом, еле передвигаясь, я потащился к омуту. Виски было отвратительное конец света!

— Такие бури бывают только под тропиком Козерога, — сказал Гут, когда мы забрались в свое убежище. — Налетят внезапно и так же быстро исчезнут. Возможно, мы плывем в Бразилию или Аргентину. Это значит, что мы можем пристать со дня на день.

Что означает день? Стрелки часов, слепо кружащиеся вокруг циферблата. Мы уж давно перестали следить за ними, для нас они ничего не значили.

Я догадался, о чем думает Гут.

— Контейнер подготовим сразу же, как только немного придем в себя, сказал я. — Можешь пока поискать что-нибудь, чем пробить свинцовый кожух. Возможно, будет достаточно большого гвоздя, вобьем его в кожух, как в дерево. Лучше всего было бы, конечно, долото.

— И это все? — спросил недоверчиво Гут. — Это возможно?

— Может быть, хотя я этого никогда не делал. Все зависит от толщины кожуха. Если найдем подходящий инструмент, то должны бы его пробить.