В комнату вплыл пучок серебристых гелиевых шаров с лиловой надписью «Скорейшего выздоровления!». Шары несла за веревочки Рози. Следом вошла Санни. Рози растерянно отпустила шары, увидев, в каком состоянии отец. Шары взлетели к потолку и стали биться об него с глухим стуком, словно пытаясь вырваться на свободу.

– Что случилось, папа? – спросила Санни.

– Просто небольшой инфарктик.

– Но они тебя подлатают, правда?

– Конечно, конечно, – покивал Тони и пояснил, повернувшись к священнику: – Это мои дочери, святой отец. Рози и Санни.

Священник пожал обеим руки. Он ожидал увидеть совсем юных девушек, поскольку Тони называл их «девочками», но близнецам уже было по пятьдесят пять.

– Священник пришел, чтобы тебя соборовать? – спросила Санни.

– Разумеется, – ответил Тони. – Он и вас может соборовать, если вы здесь достаточно задержитесь. Успокойтесь, девочки. Это просто формальность.

– Формальность – это обтирание губкой, – возразила Санни. – Соборование положено лишь умирающим. – Ее глаза наполнились слезами.

– Иди-ка сюда, Санни.

Санни подошла ближе к отцу.

– Ты была таким забавным ребенком. Всегда меня смешила. Не потому что старалась рассмешить, а потому что всегда искала справедливости. Смех смехом, но ты ведь теперь знаешь, что на свете нет ни правды, ни справедливости. И все же я горжусь тобой за то, что ты пыталась их найти. Ты всегда настаивала, что то или это надо исправить, что у твоей сестры туфли красивее или у брата велосипед лучше. Но не потому что тебе хотелось их получить. Ты просто хотела, чтобы все было по справедливости. А это значит, что ты мудрая. Мне нравится твой муж. А тебя я люблю и горжусь тобой.

Санни поцеловала отца и села на кровать рядом с ним, вытирая глаза рукавом. Чичи встала за ее спиной.

Тони повернулся к Рози:

– Розария, тебя крестили в честь моей матери. Это сразу дало тебе несколько очков форы. Ты и была похожа на нее – красавица, слишком уступчивая, слишком вежливая. Но это и хорошо. Если бы по земле не ходили ангелы, никто не стремился бы попасть на небо. Благодарю тебя за внука и внучку. И за правнука. И тебя я тоже люблю, и тобой тоже горжусь.

Рози поцеловала отца и села рядом с ним с другой стороны, взяв его вторую руку – одну уже держала Санни.

– Папа, а маме ты ничего не хочешь сказать? – негромко спросила Санни.

– Зачем? – удивился Тони, а Чичи рассмеялась.

– Нет, папа, я серьезно.

– Девочки, если вам нужен пример того, какой надо быть, посмотрите на свою мать. Она знала меня лучше всех, знала обо мне все и никогда не попрекала меня этим. Ну, почти никогда.

Священник стоял в ногах кровати Тони. Он уже дал Тони Арме все, что было в его саквояже, так что теперь он лишь в последний раз помолился за всю семью. Когда он замолчал, Тони закрыл глаза и погрузился в сон.

Лучи уходящего солнца залили Гринвич-Виллидж лиловым светом. Чичи с дочерями не отходили от Тони всю вторую половину того холодного ноябрьского дня, когда Тони умирал.

Около девяти часов вечера Чичи встала и потянулась. Рози свернулась калачиком в ногах кровати, а Санни держала отца за руку, сидя на стуле рядом с ним и следя за его дыханием. В палате раздавался лишь негромкий гул медицинских аппаратов.