– Мальчик, – произносит кто-то.

И тишина.

Доктор Кауфман шлепает ребенка по спинке. Он весь красно-фиолетовый, как сырой бифштекс.

Время идет.

Доктор переворачивает младенца на спинку, вытирает ему рот и нос.

– Ну же, давай дыши, – приговаривает он.

Мы, замерев, смотрим.

Тихий звук, похожий на кашель. Едва заметное движение. Еще. Но вот раздается сначала писк, а вскоре уже и ор, настоящий, в полную мощь. Тишина в комнате заканчивается, все улыбаются, смеются, плачут. Малыша заворачивают в полотенце, и доктор Кауфман передает его мне.

– Спасибо, – шепчу я ему, – спасибо, спасибо.

Он убирает плаценту, подмывает меня, зашивает. Но я почти не обращаю внимания на то, что он делает, так я занята – я впервые смотрю в лицо своему новорожденному сыну.

И вдруг чувствую прилив такой любви, которой никогда не знала раньше.

Его головка покрыта нежным шелковистым пушком. Это волосы, но тонкие и светлые, почти прозрачные. От него пахнет молоком и печеньками. Глаза у него темно-голубые, и он так значительно смотрит ими прямо в мои глаза. Мы с ним одно целое, мой сын и я. Кажется, будто он читает мои мысли, а я – его. Он хочет знать меня. Он с таким самозабвением всматривается в каждую черточку моего лица, что его ротик складывается буквой «о», и тогда он начинает пыхтеть от восторга и колотить руками и ногами.

Я разглядываю каждый сантиметр его тела, снова и снова. Никогда не думала, что из меня может выйти что-то столь совершенное. Его ручка сжимается вокруг моего пальца и держит так сильно, что даже удивительно, но вот отпускать он еще не умеет. А когда я беру его на руки, он так забавно поджимает под себя ножки и скрючивает спинку, как будто еще не успел осознать, что места вокруг сколько хочешь и можно вытянуться во весь рост. А когда я кормлю его, он протягивает ручку, хватается за меня и начинает месить пальчиками мою кожу, точно как маленький котенок, когда сосет мать.

Он – самое удивительное существо на свете.

И самое дорогое для меня. Дороже его у меня нет никого во всей вселенной.

Я почти не могу спать, ведь когда я все же засыпаю, то не ощущаю его присутствия. А время идет, и каждый закат, каждый рассвет неумолимо сокращает время, отведенное для нас, приближает страшную минуту прощания. Я целую его в лобик и нежно вытираю слезы, которые упали из моих глаз на его пушистую макушку.

В этой комнатке, под скатом крыши, нам уютно и хорошо, словно в гнезде. Кажется даже, будто сапоги, марширующие сейчас по улицам Лейпцига, Берлина и других городов Германии, не достанут нас здесь никогда. Ах, если бы мы могли прятаться здесь и дальше…

Однако надо придумать имя маленькому человечку. Скоро придется зарегистрировать факт его рождения, а там настанет пора и расставаться.

Джордж. Генри. Уильям. Эдвард. Имена английских королей. Ничего более английского и придумать нельзя.

Но нет, мне нужно что-то попроще. Надо подобрать ему такое имя, которое не будет выделять его среди других английских детей. В общем, необходимо выбирать очень внимательно и осторожно, ведь я еще долго не буду играть никакой роли в его жизни. Как долго, даже сказать нельзя. Имя – это все, что я могу ему дать, и, значит, оно должно быть хорошим.