Их голоса зазвенели.
Споря?
Соглашаясь. Утешая. Уговаривая. Обвиняя и оправдываясь. Успокаивая друг друга. И лес замолчал, не мешая. Пройдут годы. Много лет.
Сотни?
Тысячи?
И мэллорнов станет на два больше. Если, конечно, эта девочка, так и не увидевшая жизни, сумеет отказаться от ненависти, если примет того, кого все еще ненавидит, но чуть слабее, чем любит.
Или не станет.
Быть может она захочет прожить еще одну жизнь. Или не одну… или… не она? У всех будет шанс. А лес… лес стоял, стоит и будет стоять до скончания мира.
Или миров.
Он ведь огромен, этот лес, и одному миру было бы сложно выдержать вес его. А раз так, то…
— Ей понравилась твоя картина, — сказала я то, что он хотел услышать. Во всяком случае, мне так показалось, что хотел бы. — Она, конечно, ничего не сказала, но я видела, что понравилась. Иначе и быть не могло. Мне жаль…
Тяжелый золотой лист упал на ладонь.
Три года спустя.
…я мрачно смотрела, как разгружают мебель.
Невыносимо изящные стулья, обитые какой-то розовой тканью, которая не совсем, чтобы раздражающе розовая, но все равно розовая. А меня от розового мутило.
Впрочем, как от голубого, белого и зеленого… кажется, мутило меня просто так, в силу положения, но цвет раздражал.
И не только он.
За стульями последовала низкая и длинная софа, та самая, на которой мне настоятельно рекомендовалось больше отдыхать. К ней выводок подушек, встреченный одобрительным мявком маншула. Комод… комодик. Трюмо и два столика, один другого очаровательней.
Зеркало в тяжелой раме.
Из него на меня глянула хмурая девица в черном платье. Глянула с неодобрением.
— Моя невестка всегда отличалась поразительной бестактностью, — заметила леди Эрраниэль, протянув мне чашку травяного чая.
От чая, что характерно, меня не мутило.
И запах приятный.
Правда, Эль утверждал обратное, но что эти мужчины в запахах понимают! И чай ему не нравится, и от селедки его кривит, и вообще…
— Она так уверена, что будет девочка?
— Нет, — леди Эрраниэль протянула и сухарик, выжаренный до хруста и щедро натертый чесноком. В животе тотчас заурчала, а розовый перестал раздражать. — Она просто нашла подходящий повод сделать ремонт.
— Она же его по приезду делала.
— Три года прошло…
Понятно.
Три года… это много или мало? Для счастливой жизни — мало, ничтожно. Я, может, даже привыкнуть не успела. Стою вот, смотрю, как огромный мой дом наполняется новой мебелью, раздумывая, не отправить ли обратный дар.
А что, сестрица упомянула, будто ее избранник мебельную мастерскую открывает. Собирается выпускать продукцию истинно гномьего качества. И дизайна. Крепко. Надежно. Навека.
Может, порадовать мамочку?
Я отхлебнула чайку…
…и жизнь почти наладилась. Точно, порадую. И сестрице помогу, а то идиот этот решил, что пока не соберет на достойный выкуп, жениться не станет. Это он, конечно, зря… а родственникам помогать надо.
— Что бы ты ни задумала, — леди Эрраниэль оказалась на диво приятна, а главное, проницательна. — Я хочу поучаствовать.
Тогда комплект для гостиной… для трех. Эль, кажется, говорил, что родительский дом попросторней нынешнего. И для столовой. Для гостей…