Тихий городок на границе Империи.

Провинциальная жизнь.

Игра в любовь и Юся, которой не повезло, как не повезло той несчастной эльфийке. Обряд. И запечатанный перстень с проклятой шкатулкой вкупе.

Попытки добраться.

Попытки добиться большего, чем удавалось наставнику… власть над нежитью и идея, что власть эта может стать абсолютной. И кто тогда рискнет связаться с человеком, что способен подчинить себе любую из проклятых тварей, не говоря уже о том, чтобы превратить живого в эту вот проклятую…

Я закрыла глаза.

И открыла.

— У них не получалось, верно?

— Они пытались выделить преобразующее вещество из крови, но да, ее было слишком мало.

— И тогда… я, да? Или нет, я появилась раньше… моя мать… тоже часть эксперимента? То есть… — я замотала головой. — Подожди, но есть ведь Грета… и тогда он убил ее не сразу.

Легкий наклон головы стал ответом.

— Демоны воспринимают время иначе, хотя и отличаются некоторой нетерпеливостью. А люди и вовсе умеют ждать… и знают, что есть месть. У него получилось убедить твою мать в собственной невиновности. В том, что он лишь пытался уберечь возлюбленную от глупостей, беременные ведь ведут себя странно, а она была слаба… он внушил чувство вины.

— Откуда ты знаешь?

— Как оказалось, во мне кровь демона проявилась чуть иначе. Не знаю, оттого ли, что матушка была из Пресветлого народа или просто так совпало, но я слышал его, как слышу демона или тебя. Ты мне нравишься. И я не стану тебя убивать, если это волнует… и не только тебя. Я благодарен леди… и я оставил ей картину. Она поймет. Она… если бы я не был демоном, — он сгорбился, и плечи вздулись, будто готовые выпустить крылья. — Что до твоей матери, он играл ею. А наигравшись, бросил… и сделал так, что она сломалась. Внутри. Люди хрупкие. А он умел делать больно.

— Я…

— Ты тоже стала частью игры. Нужно. Но не настолько, чтобы держать рядом. А может, причиной клятва, которую он когда-то дал? Клятвы людей убеждают… и накладывают ограничения.

Что ж, хотя бы на это у матушки хватило ума.

И сил.

И… и не знаю, как я бы повела себя на ее месте.

— Когда ему надоело смотреть, он убил ее… он знал, что зелье не готово, что преображение пойдет… неверно, но все одно провел эксперимент. Он был рядом с ней все время. И не просто был. Он рассказывал ей о своем прадеде. И о его удаче, как он полагал… о собственных планах, которым для воплощения не хватало малости. У него был череп того несчастного младенца, но сила его почти иссякла, тогда как рука оставалась недоступна. Он рассказал, кто должен будет забрать эту руку… ему нравилось мучить. Всех. Я ведь помню, что он говорил моей матери. Как разжигал ее ненависть ко мне… и что потом говорил уже мне, не зная про мою эту память.

Ошибся.

Все ошибаются.

Великие некроманты тоже.

— Глен? Его ты зачем убил?

— Ничтожество, — раскаиваться Ниар определенно не собирался. — Жалкий человечишко. Трусливый. Готовый приспосабливаться, и не важно, к чему… ему было велено сбежать, он и сбежал. Его отправили присмотреть за тобой, ибо ты вдруг изменилась.

— Я?

— Ты, — эта улыбка была безумно ласковой. — Ты связалась с тем, кого твой отец полагал до крайности неподходящей компанией. И вдруг перестала быть жалкой, ничтожной, годной лишь для того, чтобы зачаровывать крестьянские амбары от мелкой нежити.