Я сделала шаг назад.
И еще один.
Сумела переступить через лежащего Чумру, даже не споткнулась. Обошла край стола. А Марисса… она просто смотрела.
И улыбалась.
Улыбалась. И смотрела. И в этой безумной ее улыбке мне виделось торжество.
— Уходим, — я вцепилась в руку застывшего мужа. — Как можно скорее…
Ворчание лича было ответом, но и в нем теперь мерещилась насмешка, будто нам позволили уйти… и да, определенно позволили.
Из лаборатории.
Из дома.
На улицу, по-прежнему пустынную. И только сиротливая стайка крыс держалась у стены. Ни людей, ни… нелюдей.
— Знаешь, не думал, что скажу такое, — Эль крутил головой и острые уши его подрагивали. — Но… как-то все просто. Что ли…
А лич домой так и не вернулся. И почему-то его мне было жаль.
Часть 8. Заключительная
Это неправда, что все темные дела творятся исключительно ночью. Нет, я понимаю, откуда пошла эта байка, все-таки нежить, как ни крути, недолюбливает солнечный свет, в темноте им сподручней. Но то нежить. А вот остальным-то что?
Пробовали когда-нибудь нарисовать хотя бы стандартную пентаграмму при свете свечей? А лучше и без него, ибо свечи имеют дурное обыкновение коптить, ронять капли воска и вообще могут сбить тонкий душевный настрой, без которого, как выяснилось, в сотворении мирового зла никак не обойтись.
В общем, вызывать демона я решила днем.
И на кухне.
Все равно ремонт требовался, да и вообще… пол почти ровный, места, если стол в коридор вынести, хватит. Расположение тоже удачное. Да и малина, подобравшись вплотную, затянула окна колючими побегами, стало быть, при всем желании соседи на огонек не заглянут.
Правда, следовало признать, желания особого они и прежде не проявляли. Теперь и вовсе делали вид, будто меня не существует.
И ладно.
Я почесала кончик носа.
И чихнула.
Настроение было лирическим. Хотелось горячего шоколада, пледик и романтики, а не это вот все… я огляделась.
Ларец.
Свечи черные, с жиром висельника. Почти новые, к слову, ибо некромантом я была так себе, а потому особые средства использовала крайне редко. От хранения слегка поплыли, скривились, но, надеюсь, свойств своих не утратили.
Мел обыкновенный.
Корни мандрагоры сушеные. Листья дурманника. Пара флаконов, содержимое которых заставляло морщиться и вздыхать, ибо оказалось, что мир сотрясать — занятие недешевое. Но вот… сотня золотых? За пару капель девственной крови? Чувствую, сама девственница обошлась бы дороже.
Перо криза.
Кость большезуба, которую предстояло натереть на мелкой терке и смешать с толчеными зубами северного карраса. Вот кто это все придумал? А главное, как дошел? И почему мешать надо исключительно по часовой стрелке? А растирать против?
Демон молчал.
То ли сам не знал, то ли поверить не мог, что я и вправду решилась. Понимаю. Я сама не могла. Вот через не могу и чертила треклятую пентаграмму, что раскинулась от двери до подоконника, мягко намекая, что гостей в ближайшее время принимать не стоит.
Мало ли.
Я с раздражением сунула перо в чернильницу, содержимое которой стоило мне двух дней, нескольких десятков золотых монет и изрядной толики нервов. Никогда-то не отличалась я любовью к работе нудной и требующей сосредоточенности.