Дверь, впрочем, нашлась сразу. И вела она в лабораторию.
Правда, от лаборатории мало что осталось.
Стекло на полу. Пятна мутной жидкости, на которые я старалась не наступать. Запах химикатов и гноя. Сломанная мебель. Кровь… мертвец с разорванным горлом. Все же прав был Чумра, говоря, что нехорошее это место. Что ж… мир его душе.
Личи сидели в разных углах, не сводя друг с друга взгляда. И следовало признать, что даже после смерти Марисса осталась красивой.
Куда красивей меня.
— У-у-уб… — просипела она. Тело ее изогнулось, грудь почти коснулась пола, а острые локти разошлись. Пальцы с проклюнувшимися когтями впились в доски, а задница, еще обтянутая красным бархатом, нервно дернулась.
— Убью, — подсказал наш лич и, растянув губы, зашипел.
А я прижалась к стеночке.
Стоило Мариссе шевельнуться, и рык лича заставлял ее замереть. Она смотрела на него с ненавистью, но лишь смотрела.
Стало быть, наш сильнее?
Или… скорее силы равны. Вот они и держатся. Хранят равновесие.
Пускай. Я по стеночке. Я вижу коробку, которая стоит на полке. Я дотянусь до нее…
— Уб…рся… — она уже говорила, но хрипло, глотая слова. — Уб… уб…
— Убьешь, я поняла, — я прижала коробку с лапой демона. Интересно, а Мариссу он может под контроль взять? Не то, чтобы мне питомник личей устроить хотелось, но вот… чисто теоретически… хотя бы временно, чтобы не мешала.
Демон пытался, но воля его скатывалась с разума Мариссы. И это было, во-первых, оскорбительно, а во-вторых, совершенно необъяснимо, ибо приличная нежить должна подчиняться.
Марисса оскалилась.
— Ты меня, как понимаю, никогда не любила… и да, теперь это очевидно, — я вот все же рискну. По стеночке. Шаг за шагом. Не сводя с Мариссы взгляда, потому что другого шанса у нас не будет. А демон… демон нужен.
То есть, в мире нашем он нафиг не сдался, а вернуть домой его следует.
Да.
И демон со мной всецело согласился.
— Это ведь ты ко мне подошла… тогда… раньше… ты выбрала меня из всех… и я долго удивлялась, чем же стала тебе интересна. Правда в том, что ничем, да? Тебе велел папочка…
Утробный рык был ответом.
— О да, скотина редкостная… сначала воспользовался, что матерью моей, что тобой, а потом… я вот начинаю думать, что мама не просто так сгинула.
Марисса захихикала.
— Значит, правильно думаю… что из нее сделали?
Я почти дошла. Если протяну руку… тяну… осторожно, медленно, пытаясь не делать резких движений. Пусть лич и не собака…
— Или просто убрали, чтобы я осталась одна, да? И чтобы она не проболталась?
Пальцы касаются заветной коробки. А сердце стучит оглушительно. Сколько времени прошло? И где отец? И почему в его комнатах пахнет смертью? Страшно ли мне? Уже нет… наоборот, я испытываю мстительную радость, когда удается подцепить коробку.
— Но не так уж важно. Куда интересней, что сделали из тебя. Он тебе клялся в любви? А на деле что?
— Дура, — вполне отчетливо ответила Марисса.
— Я? Или ты? Хотя… погоди… ты сама решила, верно? Как же, бессмертие практически. И разум сохраняется, а силы вовсе возрастают. Так почему бы не рискнуть.
— Дур-ра…
— Это ты про меня или про себя? — я стащила коробку и сумела поймать ее на лету, пристроив на шкатулку. И демон счастливо заурчал. — Впрочем, не важно… мы обе хороши, да.