Фрицы здесь бьются ну совершенно по-разному: за тот дом на круглой площади – вот язык сломаешь, что за немецкие названия! – такая драка была, прямо как в Сталинграде, даже до рукопашной дошло в один момент. Или снайпер, на этот раз настоящий, нас целых четверть часа один держал, пятеро убитых и раненых у нас от него было – пока отделение из второго взвода дворами обошло, в тот подъезд забежало – и через пару минут вылетел еще живой фриц из окна с четвертого этажа, головой вниз на асфальт. Его винтовку с оптикой наш взводный после нашему «старшему стрелку» Рощину вручил – все лучше, чем мосинка с диоптром. А нередко было, что фрицы откровенно слабоваты оказывались – видим, что мы обходим, сразу удирают. Хотя такого, чтобы чуть что, и хенде хох, это у фрицев я лишь под самый конец видел, в первые дни они нам так не сдавались.
Нам говорили, что в Берлине целых четыре или пять дивизий предателей, власовцев и бандеровцев – продавшихся настолько, что за Гитлера будут драться до конца. Причем много и таких, кто специально подготовлен для шпионажа и диверсий в нашем тылу – потому бдительность постоянно! Те, кто надо, бдят – но и всем прочим тоже не зевать! Ну и как мы должны были узнать, шпион или нет – мы же пехота, а не особисты, хитрым штучкам не обучены!
Вчера и вышло. Иду, ну почти что в расположении части – то есть по какой-то там штрассе, мы, кто не на самой передовой, там и устроились временно. Хоть землянки не надо рыть, и то хорошо! До передовой с полкилометра, но отсюда не видно, дома удачно закрывают, разве что мина может прилететь, так что лучше перемещаться от подворотни к подворотне. Время уже под вечер, тепло. И четверо навстречу, по виду наши. И вот что-то мне глаз кольнуло, какая-то неправильность. Смотрю на них задумчиво – первая мелочь, но цепляющая, что они посреди улицы топают. Немец, как я сказал, огрызается еще иногда, минометный обстрел редко, но случается, да и привычка от боя осталась – ну не ходили мы так вблизи передовой, а через улицу быстрым шагом, высмотрев уже подворотню на той стороне, куда нырнуть, вой мины услышав. И что это они с полной выкладкой идут, с подсумками и вещмешками?
Старший их, кто впереди шел, тоже увидел, как я смотрю, ко мне повернулся, закурить попросил. Я его, а заодно и остальных, успел рассмотреть внимательно.
– Некурящий я, – отвечаю, – а вы, случайно, не в «хозяйство тринадцать-четыре» идете?
– Нет, – отвечает, – полковая разведка мы. Бывай, пехота.
И дальше идут. От меня отошли шагов на десять, у меня уже АК в руках, предохранитель вниз до упора со щелчком – эти дернулись, но поздно, всех их положу, если что!
– Стоять, суки!
И короткую очередь в воздух. Позже уже сообразил – повезло мне, что в своем расположении был, в чужом подразделении еще неизвестно бы как повернулось – а в своей роте, и даже батальоне меня знали очень хорошо, второй год служу – так что когда повыскакивали на шум, то сразу поняли, кто свой, а кто чужой. Те права качать пытались – но и взводный наш, и другие «старички» быстро рассмотрели то же, что и я. Разоружили мы этих субчиков, мордами вниз положили в соседнем дворе, послали за особистами.