– Его высочество поправится, – сказал он. – Мы все молимся за его здоровье.

– Кроме тех, кто наслал эту болезнь, – отозвалась королева.

Король Роальд и Майлз обменялись взглядами.

Королева права. Но кто желает Джонатану смерти?

Король нежно взял руку супруги.

– Идем, дорогая, – мягко произнес он, – нам пора.

После их ухода вернулись Корам и Тимон. Аланна засучила рукава.

– Давайте снова разводить огонь, – мрачно сказала она.

Ночь выдалась долгой. Кашель у Джонатана наконец прекратился, и Аланна, приложив ухо к его груди, улыбнулась: хрипов она не услышала, дыхание стало чистым. Лихорадка, однако, по-прежнему изматывала принца; губы Джонатана потрескались и начали кровоточить. Словно противясь усилиям Аланны и Майлза, он бредил, метался в кошмарных видениях. Голос у принца пропал, он продолжал вскрикивать, но беззвучно, и это зрелище потрясло Аланну.

Майлз схватил ее за плечи.

– Алан, так не может продолжаться! Где же твой Дар? Используй его!

– Я и так использую! – чуть не плача, воскликнула Аланна. – Мне не хватает умения…

– Загляни в себя, сосредоточься. Неужели ты не видишь – он умирает!

Аланна посмотрела на огонь. Пламя в очаге дожидалось ее, ревело голодным зверем. Она потерла глаза – от плетения мелких чар и заклинаний уже накопилась усталость. Взяла последний мешочек с травами: это была вербена. Она ведь знала, что придется использовать это средство. Словно в полусне, раскрыла мешочек, отрешенно глядя на сухие, ломкие листья. Бесцветным голосом промолвила:

– Корам, Тимон, вам лучше выйти.

Корам шагнул вперед.

– Послушай… – встревожено начал он, но, увидев выражение лица Аланны, вздохнул: – Идем, Тимон. Не надо нам тут быть, когда дело дойдет до серьезной ворожбы.

Оба вышли, Майлз запер дверь на засов. Аланна бросила листья вербены в огонь. Нельзя ей использовать эту магию… Чародейка из нее слабенькая, магам куда сильней и опытней и то не удавалось удержать в подчинении силу, к чьей помощи она сейчас пытается прибегнуть.

Слабый стон со стороны кровати напомнил Аланне, зачем она здесь. Опустившись на колени перед очагом, она стала шептать слова, которые, как учила ее Мод, вызывают богов. Медленно, очень медленно – из-за усталости Аланны – пламя приобрело лиловый цвет. Она погрузила в огонь обе руки.

Магическая сущность – та, что делала ее Аланной, – потекла по ладоням в огонь. Девочка растворялась в нем, она сама стала пламенем, а затем произнесла заклинание, к которому Мод велела прибегать лишь в крайнем случае, когда ничего другого не остается. «Темная Богиня, Великая Матерь, покажи мне путь, открой врата. Направь меня, Матерь гор и морей…»

Пламя взметнулось вверх с ревом, похожим на раскат грома. Аланна дернулась, но не отстранилась от очага. Огонь заплясал в ее глазах. Перед взором начали распахиваться бессчетные ворота и двери, и вот – внезапно! – возник город из черного глянцевитого камня, тот самый, что она видела в камине у Мод. Солнечный свет слепил, стало жарко. Город взывал к Аланне, прекрасные башни и сияющие улицы пели хоралы в ее голове. Видение померкло. Она охнула: поток чистой энергии хлынул сквозь руки, превращая плоть в лиловое пламя, сдерживаемое лишь телесной оболочкой. Она светилась, мерцала, горела. Поток магии, бушующей внутри, причинял боль. Каждая частичка Аланны мечтала окунуться в холод и мрак, чтобы погасить этот жар. Ей не по силам удержать его, она сейчас лопнет, как перезрелая груша! Услышав голос, не предназначенный для ушей простых смертных, Аланна вскрикнула. «Возвращай его, – колокольным звоном прозвучало у нее в голове. – Я здесь. Возвращай его».