– Когда тебе на работу? – спросила тетка.

– В следующий понедельник.

– Вам с Пашей нужно обязательно поехать отдохнуть.

– Съездим. Возьму за свой счет и съездим.

Стоявшая впереди «Шкода» покрутилась, уехала. Маша прижала телефон плечом и тоже тронулась с места.

– Ты знаешь, – опять немного помолчав, сказала Лена, – я поняла, что самое страшное в жизни. Самое страшное – это остаться одной.

– Но ты не одна, – возразила Маша. – Я тебя очень люблю, и мама любит.

– Я знаю, Машенька. Я не об этом, ты же понимаешь.

Маша понимала. Ей тоже было страшно остаться одной.

Когда-то она читала, что это типичный женский комплекс. Комплекс идет из глубины веков, когда женщина просто не могла выжить без мужчины.

Наконец тетя простилась. Маша включила радио, послушала про скандал в Питере, связанный с установкой памятной доски Маннергейму. Маше до Маннергейма и до доски не было никакого дела. Правда, у нее была старая тетка, пережившая блокаду, и тетке установка доски едва ли понравилась бы. Впрочем, тетки давно нет в живых, Маша ее даже ни разу не видела.

Потом сообщили курс доллара и цены на нефть, что интересовало Машу еще меньше Маннергейма, и назавтра пообещали похолодание. Радио отвлекало от дороги, и Маша его выключила.

– Ты дома? – удивилась она, отперев дверь в квартиру.

– Приехал минут пять назад, – обнял ее Павел. – Совещание в департаменте было, ну а потом ехать на работу никакого смысла.

Под его руками было уютно и спокойно. Он очень любит Машу, и она никогда не должна в этом сомневаться.

Только ложась спать, Маша все-таки спросила:

– Паш, может быть, позвоним Варе?

У Нинули была еще одна особенность, она никогда не сообщала обездоленным, что лишила их своей милости.

– Послушай. – Вопрос Павлу не понравился. Он даже отодвинулся от Маши, положив руки под голову. – Ну конечно, я не оставлю Варю ни с чем. И Сережку не оставлю. Но для всех будет лучше, если имущество перейдет ко мне. Я хотя бы его не разбазарю. У Сергея через полгода снова не будет ничего, неужели ты не понимаешь?

Маша понимала и даже была уверена, что именно так и произойдет. Но… Сережа взрослый человек и никого не просил быть его опекуном.

– Квартиры будем сдавать и делить деньги на троих, – объяснял муж. – И в деревню Варька всегда может приезжать с ребенком, не выгоним же мы ее.

Конечно, они не выгонят Варю. Они просто сделают ее бедной родственницей, приживалкой, как в романах русских дореволюционных классиков.

– И вообще, Нинуля еще нас может пережить, – заключил Павел, повернулся и снова обнял Машу.

И опять ей стало тепло и спокойно под его руками. Это было главное, и только это имело значение.

6 сентября, вторник

С самого утра, едва Анатолий Михайлович вошел в кабинет, раздался неприятный звонок. Звонил давний приятель, и сначала Анатолий Михайлович звонку обрадовался, насколько вообще мог радоваться в его теперешней ситуации. Когда-то они с приятелем любили изредка попить пивка и водочки, поспорить о политике и разойтись, довольные друг другом и собственной жизнью.

На этот раз друг встретиться не предложил, а озабоченно попросил устроить некоего молодого человека на перспективное место.