Потеснив плечом в дверях нашего конюха, в комнату прокуратуры бочком вваливается розовощекий богатырь. И как только сходится шинель на такой широченной груди! Ушанка на голове у парня сидит прямо, без лихости, основательно. Вещевой мешок набит до отказа. На коротком ремне тускло поблескивает вороненой сталью новый, словно со склада, трофейный автомат. Богатырь докладывает, обращаясь к Клименко, как к старшему в звании:

— Ехврейтор Хвыленко. Прибыл по вашему приказанию!

— То к нему, — кивает на меня Клименко.

Я подхожу к солдату, протягиваю руку.

— Лейтенант юстиции Кретов.

Лапа у парня, как тиски.

Я переспрашиваю:

— Так как ваша фамилия?

— Хвыленко, — басит он единым дыханием.

И вдруг, вскинув руки к поясу, поясняет:

— Руки в боки — хвы, Хвыленко.

— Филенко, значит?

— Так точно.

Мы спускаемся к реке. Берег высокий, обрывистый. Сапоги сбивают каменную крошку, живые шуршащие струйки стекают вниз. Год назад в альплагере инструктор рассказывал нам о том, как коварны осыпи, и мы принимали это всерьез. Забавно!

Мы идем какой-нибудь час, а фронт уже кажется далеким-далеким. Где-то аукают два орудия — словно в другом мире. Облака плывут над нами, сквозь серое и белое уже густо проступает синева. В этих местах река похожа на заячий след: кружит, петляет, бросается из стороны в сторону. Пожилой ездовой Галкин, который знает абсолютно все, даже больше, чем Гельтур, рассказывал мне, какой здесь бывает разлив. Река затопляет все окрестные низменности и становится похожей на озеро, заросшее камышом. Только вместо камыша верхушки затопленных деревьев...

Сколько дней осталось до паводка? Хоть бы не меньше пяти!

Спустившись с обрыва, мы долго бродим по низине — отыскиваем место для переправы. Продираемся сквозь густой кустарник, еще по-зимнему жесткий и ломкий, и он мстительно хлещет нас, норовя ударить по лицу.

Кажется, бродим мы напрасно: лед отошел от берега уже повсюду. Он лежит на реке, как огромный белый плот.

В просветах сквозь мутноватую воду видно, как шевелится на дне какая-то жухлая растительность да лохматится мох на рыжих камнях.

Что ж, будем прыгать. Я разбегаюсь, отталкиваюсь посильней... Ничего, держит! Трещит, а держит.

Филенко тоже прыгает. Из свежей трещины у него под ногами быстро сочится вода.

Теперь вперед, скорее вперед. Но скорее не получается. Делаю три шага — лед трещит. Иду в сторону, а там лужица. Местами снег серый, местами белый, где же лед надежней? Серый — это, наверное, от воды. Так что, пожалуй...

— Товарищ лейтенант, — говорит Филенко, — а ну я...

Он быстро идет впереди, уверенно отклоняясь то вправо, то влево. Мы делаем хитроумные зигзаги. Улыбаясь, солдат поясняет:

— Ще от таким пацаном по льду бигав. Наша школа за ричкой була...

И вот перед нами поросший лесом другой берег, который через пять шагов станет нашим берегом. Вернее, через четыре шага и один прыжок. Первым прыгает Филенко.

— Ось тут повужче, — говорит он мне уже с берега, показывая пальцем.

— Да ладно...

Я снова разбегаюсь, снова отталкиваюсь изо всех сил. Под ногой — словно вата, толчок не получился. А, черт! Успеваю забросить на берег свою полевую сумку... Филенко тычет мне приклад автомата... Плеск, холод, ледяные брызги в лицо...