Долговязый Клименко тянет шею через мое плечо, дыша мне прямо в ухо.

Он тоже смотрит на карту, щурится и сочувственно роняет:

— Да, брат, моцион-то тебе предстоит основательный. Здесь только по прямой сто с гаком...

— Ничего. Вот этим проселком, — я делаю на карте уверенный прочерк ногтем, — доберусь до железнодорожной ветки. А дальше...

— А дальше, — подхватывает Гельтур, — встанешь на четвереньки, возьмешь в зубы папироску и поползешь по шпалам.

— А дальше, — продолжаю я, не обращая внимания на ехидную реплику, — сяду в поезд и доеду до станции Кременное. Там пересадка, и...

Клименко похлопывает меня по плечу:

— Лихой ты хлопец, Алешка!

— А что?

Он берет у меня карандаш.

— Мост видишь?

— Ну?

— Ну и забудь о нем. Он, брат, только на картах и остался. И по проселку твоему никто теперь не ездит. Он же на хутор вел. А теперь хутора-то нет, угли одни. А дальше вообще болота. Так что, брат, на паровик не рассчитывай. На четвереньках по шпалам — дело более надежное.

— Подожди. — Я стряхиваю с плеча руку Клименко. — Откуда ты знаешь про мост?

— Да ты что, с луны свалился? — недоумевает Клименко. — Хотя постой, ты же недавно в дивизии. Там, брат, немец прошел.

Вот оно что!..

— А если, допустим, — уже не столь уверенно продолжаю я, — если в обход податься, на Лисичанск?

— Тебе сколько суток Лев Ильич отвалил на всю эту музыку?

— Пять.

— Сам просил?

— Да.

— Ну и дурак, — спокойно констатирует Клименко. — Лишний день в запасе всегда не мешает иметь. Вот бы и пригодился для Лисичанска.

Черт возьми! Действительно, пяти суток маловато. Но Прут уехал на совещание в политотдел штаба армии, возвратится не скоро. Продлить командировку некому.

— Слушай, Алешенька, — неожиданно вмешивается Гельтур, — а почему бы тебе не плюнуть на мост?

Я поднимаю голову.

— Уже плюнул. Буду добираться через Лисичанск.

— А почему бы тебе, Алешенька, — с нарастающим торжеством продолжает Гельтур, — не плюнуть на Лисичанск?

Что он там еще придумал? Впрочем, об этом я узнаю минуты через три. Нужно же человеку время, чтобы поплясать на костях ближнего своего...

Через три минуты Гельтур наконец добирается до сути дела. Оттеснив меня и Клименко, он склоняется над столом.

— В лесу пока не развезло? — энергично спрашивает Гельтур.

— Не развезло.

— Значит, ты выйдешь к реке. Лед пока держится?

— Держится.

— Тогда зачем тебе мост?

Гельтур чувствует себя стратегом. Его руки с длинными пальцами парят над картой.

— Перейдешь реку вот здесь — и топай на Кременное, пока ноги несут!

Что ж, пожалуй, он прав. Лисичанск отпадает: на этот вариант у меня просто не хватит времени. Значит, план Гельтура лучший, хотя бы потому, что он единственный. Клименко, если судить по движению бровей, тоже думает так.

— Ну, что ж, — говорю я максимально кислым тоном, — пожалуй, можно и так.

— Можно и так! — возмущается Гельтур. — Ты лучше скажи мне, как можно еще?

Я пожимаю плечами.

Теперь остановка только за солдатом, который пойдет со мной. Еще вчера я позвонил в полк и попросил прислать парня получше, из взвода пешей разведки. Дело мне предстояло нелегкое — на такое опасно идти одному. Солдат должен вот-вот явиться. Кстати, не он ли это?