— Я думаю, что фильмы спасли меня, как и многое остальное. Они добились специального судебного расследования, но мы показали истинную суть вещей. Из фильмов ясно, что Эндер не был провокатором. А раз так, то это просто игра в загадки. Я же сказал, что делал то, что, по-моему мнению, должно было спасти человечество, и это сработало: судьи без всяких колебаний и разногласий пришли к заключению, что Эндер мог выиграть войну и без наших тренировок и обучения. А после обучения все стало совсем просто. Кроме того, война была необходима.

— Как бы то ни было, Графф, это принесло нам громадное облегчение. Я знаю, мы нередко ссорились, и обвинение располагало записями наших разговоров. Но тем не менее, вы оказались правы, и я распорядился, чтобы это засвидетельствовали в вашу пользу.

— Я знаю, Андерсон. Мои адвокаты говорили мне об этом.

— И чем вы сейчас занимаетесь?

— Не знаю. Просто отдыхаю. Я заработал уже не один год отпуска. Я вполне могу подать в отставку. Кроме того, у меня скопилось достаточно непотраченных средств в банках. Наконец-то я могу жить, как хочу. И даже просто ничего не делать.

— Звучит заманчиво. Но мне это чуждо. Я предложил свои услуги трем университетам; хотел читать лекции по предметам, на которых специализировался. Они просто не поверили, когда я сказал, что мое руководство Школой Баталий было не более, чем игра. Очевидно, придется искать другие варианты.

— Членство в комиссиях?

— Теперь все войны окончились, и самое время снова взяться за игры. Это хорошая вакансия. В нашей лиге всего двадцать восемь команд. После стольких лет наблюдений за полетами детей футбол для меня стал особой игрой. Это все равно, что смотреть как нули врезаются друг в друга.

Они засмеялись. Графф снова приподнял, а потом пнул плот ногой.

— Плот. По-моему, вы вряд ли сможете плавать на нем.

Графф покачал головой.

— Его построил Эндер.

— Да, верно. Ведь именно сюда вы возили его.

— Да, теперь это все передано ему. Его достаточно наградили. У него теперь столько денег, сколько он пожелает.

— Если, конечно, ему позволят вернуться домой и попользоваться ими.

— Они никогда не пойдут на это.

— Даже если Демосфен будет агитировать за его возвращение?

— Демосфен больше не выступает.

Андерсон удивленно поднял бровь.

— Что все это означает?

— Демосфен отошел от дел. Навсегда.

— Ты что-то знаешь, старый брюзга? Ты знаешь, кто есть Демосфен?

— Был.

— Хорошо, хорошо, расскажи мне.

— Нет.

— Ведь ты больше не шутишь, Графф.

— Я никогда не шутил.

— Но, по крайней мере, ты можешь объяснить, почему? Среди нас много таких, которые думали, что Демосфен это Гегемон.

— Этого просто не может быть. Нет, даже все политическое влияние Демосфена не сможет склонить Гегемона к возвращению Эндера на землю. Он слишком опасен.

— Но ему лишь одиннадцать, нет, теперь уже двенадцать.

— Поэтому-то он и опасен, его слишком легко контролировать. У многих имя Эндера отождествляется чуть ли не с волшебством. Полубог-полудитя, живое чудо, в его руках жизнь и смерть. Любой мало-мальский тиран хотел бы иметь рядом подобного ребенка, чтобы выставить его впереди армий и наблюдать, что произойдет с миром: перебежит на его сторону или умрет от страха. Если бы Эндер вернулся на Землю, он бы приехал сюда, чтобы отдохнуть, наверстать упущенные радости детства. Но они никогда не дадут ему отдохнуть.