Перед нами, говорит «Петербургский Листок», рассказ мичмана Ержиковича. Господин Ержикович возвращался с развода со взводом 8-го флотского экипажа. По Инженерной улице экипаж государя императора обогнал команду мичмана, которая, отдавши честь, продолжала дальнейшее следование. Не прошло полуминуты после того, как экипаж поворотил за угол по канаве, как раздался страшный взрыв.
Из-за угла показался околоточный надзиратель, с криком: «Помогите государю!». Тогда вся команда 8-го флотского экипажа, с мичманом Ержиковичем во главе, стремглав бросилась к месту происшествия и застала государя, который, обратившись лицом к Невскому проспекту, говорил с пойманным преступником, бросившим первый снаряд.
По словам мичмана Ержиковича и матросов, его величество сказал только преступнику: «Что тебе нужно, безбожник?», и затем изволил повернуться к стоявшему позади его полковнику Дворжицкому. В этот момент упал между ними второй снаряд, и страшная катастрофа совершилась.
Команда 8-го флотского экипажа, с юнкерами Павловского училища уложила смертельно раненого государя в сани и сопровождала экипаж, следуя за ним бегом; вначале сани ехали медленно, а затем матросы отстали, когда лошади поехали быстрее.
В числе раненых находился молодой человек, почти мальчик по наружности, 16-ти лет, Федор Петров Дьяконов, обойщик по ремеслу. Руки и ноги его покрыты крупными ссадинами, глаза сильно воспалены, но отделался он все-таки сравнительно легче других. Вот его интересный рассказ, передаваемый корреспондентом «Русских ведомостей».
Шли мы втроем, я и два товарища – Николаев, раненый тоже, и другой, оставшийся целым; несли оттоманку; шли от Театрального моста по набережной Екатерининского канала мимо Михайловского сада к Невскому. Только что мы поклонились проехавшему государю, как вдруг страшный выстрел, точно из пушки; мы поставили оттоманку, оглянулись: дым покрывал улицу.
Шагах в сорока, в дыму стояла карета. Была ли она сломана, не видать было. Бомба упала посередине улицы. Мы стоим, страшно стало; вдруг к нам бежит по средине улицы какой-то человек, молодой, белокурый, в обыкновенном пальто, в картузе; кричит: «Держи, держи!». С панели на бегущего кинулся какой-то штатский и обхватил его.
Мы кинулись тоже на него и его повалили; я тоже упал. Раньше народу было совсем мало, ну, а после выстрела (так Дьяконов называет взрыв) сейчас набежало много. Прибежали солдаты, двое взяли преступника, которого поставили на ноги и крепко держали ему руки. Пока он лежал под нами, подбежали полковник (Дворжицкий), вынул саблю и низко наклонился над преступником; я думал, он ему изрубит голову. Когда преступника поставили на ноги, подошел государь, спрашивает: «Кто стрелял?»
Показывают преступника. Государь посмотрел на него и говорит: «Ну, ведите». И вошли мы все туда, где стояла карета; шли ближе к перилам канавы. Государь шел почти у самых перил, потом полковник, за ними ведут преступника, потом народ, и я тут же, недалеко от государя, посредине улицы. Вдруг опять выстрел, мы все попадали, меня совсем в снег зарыло. Что дальше было, я и не знаю, не помню, как я выполз, как меня посадили на извозчика и повезли.