Путник уже вошел в долину и оказался посреди стройки. Вид огромных животных так поразил его, что он почти забыл, как ему не терпелось снова повидаться с двумя юношами. Но тут кто-то потряс его за плечо: «Здравствуйте! А мы с вами уже встречались! Отойдите в сторону, здесь опасно. Они могут свалить с ног одним движением хобота!» Джано усмехнулся, и взгляд его переместился с безымянного господина на крошечного слоненка на тонкой цепочке, которая лианой протянулась между ним и деревянным колышком, вкопанным в землю.
– Не думаю, что удар такого хобота может кого-то свалить, – сказал безымянный господин.
– Такого, может, и нет, – ответил Джано, – это один из детенышей, прибывших сюда вместе со слонихами. Несколько слонят родились во время пути. Они приехали издалека, с Востока, не знаю точно откуда. Наши хозяева привезли их, потому что едят они одну траву, а работают за сто человек. Теперь, чтобы перевозить материалы, не нужно грузить повозки и прокладывать для них колеи – а раньше на это уходила уйма времени.
Безымянный господин слушал Джано, но не мог отвести взгляда от слоненка.
– Их привязывают с самого рождения, – продолжил Джано (он любил, когда его слушают), – и правильно делают. Так они не могут ни отвязаться, ни убежать. Они привыкают к этому и, когда вырастают и становятся такими сильными, что могут вырвать дуб из земли, ведут себя очень послушно, не сбегают и не упрямятся. Слонов надо укрощать. Прямо как детей. Они не знают, как правильно себя вести, пока их не научат. Не будешь воспитывать – и они вырастут упрямыми, будут творить что хотят и не уважать тебя. Настоящий позор! – со смехом заключил он.
– Тебе правда так кажется, Джано? – спросил безымянный господин, удивленный смехом юноши. – Я смотрю на этого малыша и не испытываю ничего, кроме грусти и жалости. Не знаю, общался ли ты когда-нибудь с детьми. Уверяю тебя, ни один ребенок не скажет, что ему приятно, когда люди, которых он любит больше всего на свете, занимаются его укрощением…
Тут путник увидел, что лицо Джано переменилось. Этот юноша яростно молотил по камню дни напролет, и взгляд его оставался всегда мрачным и зловещим. Как бы молод он ни был, на лице у него уже пролегли глубокие борозды. Не от усталости – от гнева.
Но теперь что-то произошло. Безымянный господин случайно задел какую-то струнку в его душе. Лицо юноши, раскрасневшееся от работы и горячности, с которой он говорил, вытянулось, и его залила странная бледность. Джано опустил глаза и украдкой взглянул на слоненка, стоявшего рядом с ним. Уже давно он не чувствовал ничего подобного. Что-то защемило у него в груди, дыхание перехватило. Ему казалось, что сейчас он задохнется. В голове у него завертелись воспоминания, с губ слетели слова:
– Я не общался с детьми, но я сам был ребенком. – Похоже, уже не пот проложил влажные дорожки на его щеках. – Я знаю, как неприятно, когда тебя укрощают.
Джано уронил молот на землю и скрестил руки на груди, будто прячась от чего-то.
– Я никогда об этом не думал – все-таки столько лет прошло. Но я всегда чувствовал себя как этот слоненок. Меня никогда не спрашивали, о чем я думаю, чего хочу, как себя чувствую. Дни были заполнены делами, молчанием, правилами, угрозами и выговорами за то, что родители считали моими ошибками и промахами. Когда я делал все так, как им нравилось, они говорили: «Ты просто сделал то, что должен был сделать». Я должен был выполнять свои обязанности, у меня не было времени на слезы и игры. Не было времени, когда я мог бы рассказать, почему не хочу помогать отцу или доедать суп. Возможно, родители надеялись, что им будет легче справляться со мной, когда я вырасту и жизнь предъявит ко мне более серьезные требования. Прямо как с этими слонами.