Раньше Любаша не могла накричать на человека, не могла отказать. И терпела все. Теперь она с улыбкой говорит о том, какой была:

«Любовь Ивановна по рассказам многих – мягкая, добрая, сладкая „булочка“, которую можно съесть на завтрак, обед и ужин, с чаем, с компотом, с молоком – с чем угодно. Она не будет сопротивляться, а сама ляжет вам в ротик… целиком. Напрасно вы так думаете! Не слушайте никого и не надейтесь, такой Любови Ивановны в Переправной вы не найдете! Она вовсе не съедобна. Ее скорее можно сравнить с прекрасной розой, у которой есть колючие шипы. Смотришь на этот очаровательный цветок: с виду притягательно красив, а взялся за ствол – там колючие шипы. Это жизнь и люди заставили ее быть такой.

А впрочем, какой бы вы ни увидели в свой первый приезд Любовь Ивановну, в ее поведении, манере разговора и даже голосе вы найдете лишь свое отражение, она зеркало, посмотрев в которое, вы можете увидеть не только все ваши прелести, но и ваши же собственные изъяны».

Очень долго Люба не могла понять принцип, по которому сама же работала. На самом деле ее душа настраивалась на человека, задавался мысленный вопрос о нем, душа совершала телепатический контакт с душой этого человека, и через этот контакт она получала ответы на все вопросы. Информацию таким способом можно получить за считанные секунды, но на саму настройку нужно какое-то время. Но с годами на эту настройку стало уходить все меньше времени. Информация всегда шла и идет прямым потоком. Но сейчас идет еще сильнее. Порой поток ее мыслей настолько быстр, что она не успевает их озвучить, излагая на диктофон. Любе сложно представить, как можно не слышать свой внутренний голос? Она уверена, что все мы всегда что-то представляем и что-то слышим. Каждый человек слышит свой внутренний голос. Но как часто мы следуем ему? Любовь Ивановна же этому голосу следовала всегда, сколько себя помнит.

Зачем я пишу свою историю? Вовсе не для того, чтобы она стала для кого-то примером и помогла в подобной ситуации. Такого я даже врагу не желаю. Есть только одна причина, по которой мне захотелось вновь все пережить в своей памяти и изложить все то, о чем я уже несколько лет пытаюсь не думать. И эта причина в том, что мне очень хочется, чтобы люди, которым интересно, узнали – почему многие при живых родителях называют и считают Любовь Ивановну Панову-Ткаченко своей мамой. А как я должна к ней обращаться, если за четыре года жизни рядом с ней я вместе со своей дочерью получила больше, чем за тридцать лет от своих родных родителей.

Я была единственным и нежеланным ребенком. Мать всегда, сколько я себя помню, говорила лишь о том, что она отца не любила и жалеет, что меня родила. Отцу, помешанному на материальных ценностях, я была тоже не нужна. Родители разошлись, когда мне не было еще года. Жила я с матерью, но с отцом виделась часто.

Замуж я вышла сразу после окончания медучилища за человека, которого любила. Мать узнав, что я беременна, не испытала радости как будущая бабушка. Когда у меня родилась дочь Ольга, она сказала: «Сама страшилище и такое же страшилище родила». Оленька была очень болезненным ребенком с самого детства. Будучи медиком, я выхаживала ее всеми медицинскими и народными средствами. Глядя на все мои старания, мать однажды сказала: «Лучше бы она у тебя умерла». Сгорая на работе, отдавая себя без остатка другим, я и не заметила, как муж загулял с молоденькой девочкой-соседкой. Как всегда бывает в такой ситуации, об этом я узнала последней, когда она уже была беременна. Меня не поддержал никто, наоборот, все были рады их счастью. Я решила, что не буду им мешать. Не хотела ломать ей, молодой, жизнь. В тот же день, собрав вещи, пока муж был на работе, я переехала домой к матери.