А теперь задайте себе вопрос и попытайтесь на него ответить, как должна Татьяна называть Любовь Ивановну? Когда она, имея больного ребенка с приговором врачей, что ничего нельзя изменить и ничем нельзя помочь, услышала от Любови Ивановны: «Не обещаю, но попытаюсь Вам помочь». И попыталась… Теперь, видя радостное лицо своей дочери, Татьяна нисколько не сомневается в ее счастливой судьбе. И благодарит ту, которая не только дала надежду, но и сделала все, чтобы Юленька стала здоровым и полноценным человеком. Да она для нее сейчас даже больше, чем мать. Кстати, мать Татьяны не пытается устраивать сцены ревности, как другие, а с большой любовью и теплотой относится к Мамуле.
Вернусь к собственной истории. Мы дождались приема. Моя Ольга долго мучила меня вопросами: «Ну откуда Любовь Ивановна узнала, что я бываю злой, что я ленюсь и много вру?». Когда мы расставались, Любовь Ивановна, улыбаясь, сказала нам: «Постарайтесь приехать на следующий год на семинары. А тебя, Оля, если будешь продолжать врать, когда приедешь, я побью, а если сильно будешь врать, побью раньше, даже на расстоянии». Я видела, конечно, что она шутит с моей дочерью, но девочка отнеслась к этим словам очень серьезно. Дома, после очередного вранья, Оля слегла с высокой температурой. Ей даже пришлось делать уколы. Аж шесть раз в день! У нее все болело, она ходила как побитая и тогда решила, что ее побили на расстоянии. Это был последний случай, когда моя Оля врала.
По приезде домой, у меня появилось желание свозить свою мать в Дивеево, к источнику Батюшки Серафима Саровского. Дорога сложилась очень удачно. Матери там стало легче. Но, вернувшись домой, она стала вести себя так, словно на ней бесы покатались – жизнь стала еще более невыносимой. Как-то, растопив баню, я ушла к соседке, а мать пошла мыться. Не помню, сколько я отсутствовала – этот вечер у меня, как в тумане. Проходя мимо бани, я услышала, что мать с кем-то разговаривает. Вскоре до меня дошло, что она говорила сама с собой: «А ты смерти моей хочешь? Ты дома моего хочешь? А я буду назло тебе жить, столько, сколько сердце мое выдержит!» Я догадалась, что речь шла обо мне. Сказать, что в ту минуту я испытала шок – не сказать о пережитом мной ничего! Сначала мне показалось, что меня облили помоями из грязного ушата, потом бросили в горящую топку. У меня перехватило дыхание. Я не могла ни говорить, ни плакать. В голове стучали вопросы, на которые я не могла найти ответа: «За что она так со мной? Почему она думает, что я желаю ей смерти? Что мне делать?» И если раньше мне давала силы жить дочь, ради нее я все принимала со смирением, то теперь, даже она не могла меня удержать от принятия страшного решения. Я, как медик, знала, как можно легко уйти из жизни, и даже врачи не определят, что произошло. Я уже выбрала время ухода – ближайшая ночная смена. Но ночью мне приснился сон: Любовь Ивановна, строгая такая, грозила мне пальчиком, как маленькому ребенку. В ее глазах было столько боли, что я проснулась с этой болью. Наутро я написала письмо в газету «Семья»: «Люди добрые, кто читал книги Любови Ивановны Пановой, и у кого есть возможность, приютите меня с ребенком». Мне, конечно, никто не ответил, так как письма моего даже не напечатали.