– Нет, – отрезал я тихо и холодно. Не дуэт.

Как в математической формуле. Мы не можем превратиться во что-то другое.

Я больше ничего не сказал за все время урока. Одна часть меня чувствовала себя дерьмово из-за того, что я игнорировал Холдена, а другая половина отрицала, что мне на это не насрать. Он разгромил дом моего лучшего друга. Он был напыщенным придурком, который думал, что знает меня. Я ничего ему не должен.

Я повторял это снова и снова, чтобы заглушить другие нежелательные чувства. Например, сверхчувствительность моего тела к близости Холдена и постоянное желание на него посмотреть. Впитать в себя его образ. Как будто он был картиной с тысячью деталей, ожидающих, чтобы их обнаружили под всеми этими слоями…

Хватит.

Когда прозвенел звонок, я собрал свои вещи и попытался поскорее уйти, задаваясь вопросом, как пережить семестр, сидя рядом с Холденом. У двери образовалось столпотворение, пока Рейнольдс раздавал учебные пособия. Холден развалился на стуле, не прилагая ни малейших усилий, чтобы скрыть, за кем он наблюдает.

Я почувствовал досаду. Тот же самый привкус недовольства собой, которое испытал на вечеринке, когда мне захотелось схватить его за лацканы его модного пальто и…

Сорвать его?

Черт возьми, у меня не должно возникать таких мыслей и реакции на него. До Холдена у меня их и не было.

Не было или я их не слышал?

Не нужно об этом.

Пара учеников спросила меня о шансах команды «Центральных» в этом году на еще один чемпионат и смотрел ли я последний сезон Озарка. Я пробормотал несколько вежливых ответов и пожелал, чтобы чертова очередь ускорилась. Холден поднялся со своего места и стоял всего в нескольких шагах позади меня.

– Я слышала о твоей маме, Ривер, – тихо произнесла Анджела Рейес, застенчивая, тихая девушка. – Мне очень жаль.

Острая боль пронзила грудь. Я забыл о своей матери и в этом тоже винил Холдена. Он проник в мои мысли без приглашения и вытеснил оттуда все остальное.

– Ага, спасибо.

Я выхватил учебник из рук Рейнольдса и вышел на яркое солнце. Завернув за угол, прислонился к стене и скомкал бумажку.

Мгновением позже из-за угла вынырнул Холден.

– Ты в порядке?

– Конечно. Все отлично. Лучше не бывает.

– Что случилось с твоей мамой? – тихо спросил он. – Если можно спросить.

Я уже собрался было промолчать. Да и зачем? К чему подпускать его ближе?

– Рак. Четвертая стадия. Сначала в печени, а теперь в поджелудочной железе и верхних отделах кишечника.

Лицо Холдена застыло.

– Сочувствую.

Я оттолкнулся от стены.

– Да, спасибо, мне нужно идти…

– Ривер, подожди…

Я резко обернулся.

– Господи, ну что? Чего ты хочешь?

– Извиниться. За то, что сказал в чулане.

Я весь напрягся.

– Тебе не за что извиняться.

Зеленые глаза Холдена впились в мои.

– Разве?

И снова казалось, будто он заглядывал прямо в мое сердце и разум, читая все секреты, которые я прятал… даже те, которые были зарыты так глубоко, что я забыл об их существовании. До него.

– Слушай, я без понятия, что ты там задумал, но мне это дерьмо не нужно, – огрызнулся я. – Просто оставь меня в покое.

Холден стиснул зубы, в его глазах промелькнула боль. Хотя мне казалось, что я сумел справиться с тем, что он вновь выпустил наружу, я ушел.