– Ты говоришь так, как будто я просто провел каникулы в дикой природе. Мое пребывание на Аляске называлось конверсионной терапией, Бернар, и оно меня чуть не убило. И поскольку подобные программы все еще существуют, самое меньшее, что я могу сделать, это приложить все силы к их закрытию.
– Понимаю. Я всего лишь передаю их опасения. Они считают, что это выставит семью в нелестном свете, если только в интервью не вставят их версию истории.
– Их версию… – У меня от шока округлились глаза. – Без разницы. Скажи им, что они вольны рассказать свою версию истории, Берни. Они могут поделиться со всем миром тем, как у них родился сын-гей, но они не хотели, чтобы он был геем, поэтому на полгода отправили его на пытки, после которых потребовался год лечебницы, и в итоге их сын отказался от лучшего, что когда-либо случалось в его жизни. Ему пришлось убежать от единственного человека, которого он полюбил, потому что не чувствовал себя достойным, потому что подверг этого человека опасности и потому что скорее умрет, чем сделает это снова. Расскажи им это.
Я прекратил свою тираду, чтобы перевести дыхание. Метте и Эллиот уставились на меня широко раскрытыми глазами, а затем быстро притворились, что занимаются своими делами.
– Мистер Пэриш, – тихо начал Берни. – Они попросили меня передать вам, что, если вы дадите это интервью и не удалите имя Пэришей из книги… они намерены от вас отречься.
Я сделал шаг назад, кровь застыла у меня в жилах; снова зазвучал старый шепот.
Бесполезный. Ты им не нужен. Никому не нужен.
Я с трудом сглотнул.
– Это… глупо. Они опоздали. Я уже получил их деньги, и мне двадцать один год. Они не могут отречься от меня…
– Разумеется, это символический жест, – тихо сказал Бернар.
– Они не хотят, чтобы я носил их фамилию.
– Если вкратце.
Я прислонился к стене кабинета, настолько крепко сжимая телефон в руке, что заболели костяшки пальцев.
– А как насчет моих тети и дяди? От них есть какие-нибудь известия?
Меня убивало, как жалко прозвучал голос. Слабый, отчаянный. После моего отъезда из Санта-Круза Редж и Мэгс вернулись в свой особняк во Флориде. У них не было никакой возможности связаться со мной, кроме как через Бернара.
– Нет, от них ничего не слышно.
Я кивнул, сознавая, что меня ждут Метте и Эллиот.
– Забудь, что я просил тебя передать моим родителям, – сказал я. – Вот мой ответ на обе их просьбы: Да пошли вы и валите к черту! А теперь прошу меня извинить, мне нужно читать свою запрещенную книгу.
Я завершил звонок, выключил телефон и дрожащими руками сунул его в карман. Вспомнился совет моего психотерапевта: начинать дышать, когда слышу шепот в голове, прислушиваться не к нему, а к тихим вдохам и выдохам.
Я жив. Я все еще здесь.
Когда внутри потеплело, я заставил себя широко улыбнуться Метте и Эллиоту.
– Прошу прощения. Небольшие неприятности с семьей.
– С тобой все в порядке? – спросила Метте.
– Нет, – ответил я с благодарной улыбкой. – Но будет.
Метте мягко улыбнулась и вложила мне в руку экземпляр «Богов полуночи».
– Они тебя полюбят.
И это не пустяки, – подумал я и вышел на сцену.