Она проигнорировала меня. Молчала точно так же, как и в машине, когда я забрал ее из полицейского участка, где она оказалась из-за прогула. Она протопала наверх в свою комнату, и я уже собирался кинуться за ней, когда острая боль пронзила голень. Я споткнулся и вцепился в перила.

– Проклятье.

Кто-то оставил у входа большой чемодан. Он выглядел смутно знакомым; возможно, Дазия вернулась в гости. Чертыхаясь, я потер голень и пошел было за Амелией, но она так сильно хлопнула дверью, что задрожали стены.

– Дерьмо.

Я пнул чемодан, вымещая закипевший гнев и разочарование, и с трудом уговаривал себя успокоиться; если выпущу эмоции наружу, горе наверняка последует за ними.

– Но, черт подери, полицейский участок? – Взорвавшись, я бросился через весь дом в кабинет.

Папа сидел в своем кресле, потому что взял в автомастерской выходной. В последнее время он делал это все чаще и чаще. На плоском экране показывали повтор матча за Суперкубок две тысячи восемнадцатого года «Иглз» – «Патриоты».

– Папа, нам нужно поговорить. – Я развернул стул рядом с его креслом, чтобы сесть к нему лицом.

– Конечно, сынок, – отозвался отец, не отрывая глаз от телевизора. – Чем я могу тебе помочь?

– Дело в Амелии. Она снова прогуливает. Ее загребли копы в торговом центре.

Папа выпрямился, его брови поползли вверх.

– Полиция?

– Я больше не знаю, что с ней делать. Уже все перепробовал. Мне нужно, чтобы ты… – Сделал что-нибудь. Что угодно… – поговорил с ней. Пожалуйста. Ты ей нужен, пап.

Мне он тоже нужен, чтобы вернулся оттуда, где прятался от собственного горя.

– Хорошо, – ответил он. – Твоя сестра зашла слишком далеко, раз теперь замешана еще и полиция. – Но его взгляд уже вернулся к игре. – Посмотри на пас Брейди. – Он покачал головой. – Знаешь, это мог бы быть ты. Еще не слишком поздно.

Я стиснул зубы.

– Пап…

– Знаю, знаю. Слишком опасно.

Я начал было в очередной раз повторять, что автомобильная авария не имеет никакого отношения к моему выбору бросить футбол, но потом решил не утруждаться. Он редко говорил об аварии, никогда не упоминал Холдена или мою несуществующую личную жизнь. С глаз долой – из сердца вон.

– Папа, когда ты собираешься поговорить с Амелией?

– Скоро. Сегодня вечером.

Я вздохнул. Амелия с трудом сдала промежуточный экзамен, после того как мы потратили две недели на изучение материала. Я думал, что все налаживается, но теперь она снова скатывалась и никакие мои слова не помогали.

– Ривер, – произнес папа. – Я поговорю с ней. Обещаю.

Я кивнул и направился к выходу. Уже в дверях отец меня окликнул:

– Кстати, сегодня тебе пришла большая посылка. Пришлось просить оставить ее в коридоре. Слишком тяжелая, чтобы отнести в твою комнату.

– Для меня?

– Ага. Из самого Парижа.

Каждая клеточка моего тела застыла, кроме сердца, которое бешено колотилось о ребра. Я практически побежал в коридор и опустился на колени рядом с чемоданом, удивляясь, что сразу его не узнал.

– Работа всей его жизни, – пробормотал я, проведя рукой по поверхности.

Взяв чемодан за боковые ручки, я поднял его. Он был ужасно тяжелым; пока я изо всех сил пытался затащить ношу наверх, у меня разнылось плечо.