Вовсю хулиганила «золотая молодежь», обмывавшая окончание университета или получение офицерских погон – раскатывали на лихачах, лупили безвинных прохожих, всячески буянили. Отцы, что характерно, смотрели на это благодушно: веселится молодежь, сами такими были…

Не столь уж редко прямым оскорблениям подвергались полицейские – часто со стороны персонажей, слишком много о себе мнивших. Некий полковник, устроивший на улице скандал, в ответ на просьбу городового проследовать в участок заорал:

– Да как ты смеешь? Да ты с кем говоришь? Руки по швам, смирно!

И пару раз приложил блюстителю порядка по физиономии.

Некая дама, крайне приличная на вид, учинила на вокзале форменный дебош – правда, чисто словесный: осыпала жандармов словечками, каких даме из общества и знать-то не полагается, грозила «выгнать со службы в двадцать четыре часа», поехать с жалобой к шефу жандармов и разным министрам. Когда ее кавалер пытался спутницу утихомирить, та закричала:

– Да ведь мы в России, с этими полицейскими крючками все можно сделать!

Железнодорожные жандармы оказались ребятами бравыми: не испугавшись угроз, задержали дамочку, составили протокол и повезли к мировому судье. Там выяснилось, что никакая это не важная персона – всего-навсего вдова камердинера, пусть и служившего при жизни у высокопоставленного сановника. Ну, оштрафовали…

Бывали и вовсе уж курьезные случаи. Двадцатилетняя красотка, вызванная по какой-то пустяковой причине в полицейский участок, вдруг подошла к сидевшему за бумагами околоточному надзирателю, нежно обняла за шею и чмокнула в щеку. Околоточный сделал ей замечание и от греха подальше ушел в другую комнату. Девица последовала за ним, обняла и расцеловала еще жарче – такая у нее была манера шутить. Полицейский оказался чертовски целомудренным: составил протокол, и красотку мировой судья оштрафовал за «оскорбление полиции действием» (вот лично я, каюсь, на месте околоточного попросту попросил бы у красотки адресок. – А. Б.).

(Истины ради уточню, что и полиция была не без греха – если в участок попадали представители чистой публики, рук не распускали, а вот простой народ «щелкали по мордасам» часто и качественно…)

В купеческом клубе на маскараде ревнивый супруг заподозрил в одной маске, любезничавшей с кавалером, свою жену. Не теряя времени даром, с криком «Как ты (сенсоред) смеешь интриговать мою жену!» заехал кавалеру по зубам, а с дамы сорвал маску. Оказалось, совершенно незнакомая дама, какая там законная супруга…

В богатом купеческом доме праздновали именины хозяина. За столом, уже изрядно выпив, стали по обычаю того времени перекидываться хлебными шариками. И вошли во вкус: принялись швырять друг в друга уже раков, соленые огурцы, всевозможные гарниры и закуски. Иные из гостей возмутились – сами они в забаве не участвовали, но их сюртуки, платья и физиономии оказались изрядно запачканными, – обратились к хозяину, но тот, сам успевший изрядно поддать, благодушно сказал:

– Эка важность! Гости веселятся, хозяевам честь…

Услышав такое и восприняв это как руководство к действию, один из гостей, бравый офицер, скатал из салфеток большой ком, запустил им в лампу и погасил огонь. Темнота, женский визг, суматоха, полиция… Веселые посиделки завершились в камере мирового судьи: многие подали жалобы друг на друга, и разбирательство затянулось надолго.