– Мы никому не дарим оружия, – пробормотал Хийар. – Не дарим, не продаем и не позволяем взять с собой по окончании контракта.
Выглядел рини плохо, и Марк пожалел, что начал этот разговор. Но что сказано, то сказано; слово – не птица, улетит, не поймаешь.
Он согласно кивнул.
– Верно, не дарите, не продаете, не позволяете… Оружие бывшие Защитники делают сами, восприняв кое-что из ваших технологий – крохи, но этого достаточно. И что в результате? Под вашим покровительством взрасли две агрессивные расы, дроми и хапторы! Зачем вы это сделали? Для чего? С какой целью?.. Вот что мне непонятно! – Марк перевел взглял на Первого Регистратора. – Я ничего не упустил? Ясны ли мои аргументы?
– Вполне, – промолвил тот. – И я могу вам ответить, что…
Вскрикнув, Хийар рухнул со своего насеста. Лицо рини стало бледным, пятна под глазами потемнели, на лбу выступил пот, губы судорожно искривились. Чудилось, что он пытается вздохнуть, но никак не может; в горле у него клокотало, конечности подергивались, скрюченные пальцы скребли пол. Марк еще не видел брата в таком состоянии, и чувство вины пронзило его ударом молнии. Доигрался! Зря затеял этот спор!
Он вскочил, шагнул к Хийару, но в голове внезапно грохнули колокола, а виски стиснул тугой обруч боли. Ноги Марка подкосились, он понял, что падает и сейчас ударится затылком. Это и произошло, но гравитация в рубке была невысокой, и удар получился слабым. Во всяком случае, сознания он не потерял и, превозмогая жуткую боль, мог видеть, слышать и даже понимать слова Регистратора. Правда, сквозь гул и грохот, звучавшие, вероятно, лишь в его ментальном восприятии, речь доносилась отрывками, словно биоробот уподобился звуковому стробоскопу.
– Назад! – кричал он, что-то делая у пульта. – Назад… быстрее… они погибнут… не дай ему… приблизиться… назад, назад!..
Эти возгласы сопровождались тонким прерывистым воем или, скорее, плачем, и Марку чудилось – нет, пожалуй, он был уверен, что это рыдает и стонет Анат. Он видел, что большой экран над пультом затопила тьма – очевидно, темное Зеркало плавало рядом с кораблем, и по какой-то причине это было опасно. Очень опасно! – размышлял Марк, корчась в невыносимом страдании. Болела уже не только голова, боль пронизывала каждый нерв и каждую клеточку, такая боль, какой он не испытывал даже в своем разбитом истребителе, падавшем сорок с лишним лет назад на равнины Тхара.
– Не удается… затягивает… не могу… – пробилось сквозь приступы боли. Марк вдруг сообразил, что слышит не земную лингву, а звуки другого языка, ему неизвестного. Он владел торговым жаргоном, альфа-хаптором и альфа-кни’лина,[53] и этого, вкупе с его ментальным даром, хватало для общения; к тому же сервы прекрасно говорили на лингве. Но сейчас Анат и Первый пользовались не земным языком, а, несомненно, наречием лоона эо, и все же он их понимал. Возможно, слова дополняло что-то еще – эмоция, мысленный импульс?.. Как в случае с тем дроми, Старшим-с-Пятном, который сдался в плен повстанцам Тхара…
– Чувствует пищу… прорывается сквозь Зеркало… – услышал Марк. – Стреляй! Стреляй, Анат!