Карен наблюдала эту сцену сидя в углу. Я подумала о ее лондонском домишке — обои отстают от кухонной стены там, где случилась протечка. Она всю жизнь еле сводила концы с концами. Если я соглашусь, что это даст ей? Я-то знала: ей осталось жить всего несколько лет. Может быть, если я стакнусь с этим типом, эти последние годы станут лучшими годами ее жизни?

— А вы что думаете, Карен?

Она качнула головой:

— Ты прекрасно знаешь, что я обо всем этом думаю. Все и так зашло слишком далеко. Если ты начнешь давать интервью и писать книги, станет только хуже.

— Но у вас тогда будет много всего разного: ну, там, большой дом с большим садом, мальчишкам будет где бегать.

Лицо ее размягчилось.

— Да, им бы это понравилось, верно? — сказала она. — Только вот ты мне ничего не должна, Джем. Нам и так неплохо. Его мир — выдумка, там все ненастоящее. Я-то тебя знаю, Джем, тебе не это нужно. Ведь так?

Выходит, она меня и правда знает. Я улыбнулась:

— Конечно. Сдалась мне его хрень!

Карен открыла было рот, чтобы отчитать меня за нехорошее слово, потом закрыла обратно, подошла и крепко меня обняла.

— Мне ничего не нужно, — сказала я. — Просто хочу, чтобы все это кончилось. Зря я вообще проболталась.

— Ну ничего. Все будет хорошо.

Она не выпускала меня, я же стала потихоньку отстраняться.

— Да ведь не кончится. Такие вещи, наоборот, только разрастаются. Выпустил их на волю — и уже не остановишь.

— А мне кажется, ты сама можешь все остановить.

— Как?

Она посмотрела на меня прямым взглядом:

— Просто. Скажи им, что все выдумала. Что это все неправда.

Последний раз я выступала на публике в школе, на уроке: «Лучший день в моей жизни». Когда там это было? Месяц назад? Уже и не вспомнишь. Тогда я встала перед всем классом и сказала им правду, вернее, то, что я тогда принимала за правду. Ничего хорошего из этого не вышло. А теперь мне предстояло встать перед целой толпой незнакомых людей — больных и умирающих, журналистов, всяких там жуликов вроде этого агента, черт знает кого еще — и объявить во всеуслышание, что я распоследняя лгунья. Отречься от правды, которая преследовала меня всю мою сознательную жизнь.

— Ладно, давайте так.

Карен сжала мою руку:

— Вот и умница, — сказала она.

Мне кажется, она по-прежнему была убеждена, что я-таки соврала, а теперь решила в этом сознаться. Никогда она мне не верила и теперь вот была довольна, что я одумалась.

Мы вышли из ризницы в церковную залу. Какие там пятьдесят человек — теперь здесь было гораздо больше народу. Сотни людей клубились повсюду, все норовили протиснуться поближе к ризнице. Как только я появилась, все загудели и устремились в мою сторону. Карен провела меня через толпу ближе к алтарю, где стояли Энн и Стивен, настоятель.

— Джем хочет сделать заявление, — сообщила им Карен. — Как это лучше устроить?

— Ну… — начал было Стивен, но тут к нам протолкался давешний жулик-проныра и заткнул всем рты.

— Я настоятельно не рекомендую делать общее заявление. Имея такой информационный повод, ни в коем случае нельзя выстраивать отношения с прессой как попало. Я бы предложил дать несколько эксклюзивных интервью на особо оговоренных условиях. Пойдемте, давайте вернемся в ризницу.