Не бывает в нашей стране настолько неизвестных людей. Все как-то и где-то оставили свой след. Даже вечно пьяный кочегар из соседней котельной имеет собственное, пусть и маленькое, но досье в компьютере МВД. А мы, несмотря на все свое профессиональное любопытство, не знали, что за человек Владимир Крутояров. А по незнанию не могли и представить, как он себя поведет. Мог тут же отправиться домой, то есть сбежать; мог остаться в Москве, чтобы узнать судьбу своего пропавшего шефа и даже попытаться ему помочь, если он действительно такой преданный. А мог, в худшем случае, и сам выйти на Гайдарова. Если он в самом деле был особо доверенным лицом Абдуллаева, то вполне мог и владеть информацией по связям своего шефа. А мы не знали толком даже того, что конкретно пообещал Абдуллаеву Джалал Исрафилов, для какой цели пригласил его… Впрочем, Абдуллаев вполне мог и не знать, кто такой Гайдаров, хотя точно с такой же долей вероятности мог бы оказаться его закадычным другом или заклятым врагом.

Короче говоря, мы вообще слишком мало знали. И единственная надежда была на то, что удастся хоть что-то выкачать из задержанных Абдуллаева и Селиванова. Без этих данных мое с Сережей внедрение в банду виделось Лукьянову слишком рискованным. Хотя сам я, как и Сережа, предполагал даже такой короткий вариант внедрения, как первая и единственная встреча, в ходе которой мы уничтожим всех, кто пожелает с нами встретиться. Но генерала наше стремление ни в чем не убедило. Он слишком хорошо знал Гайдарова и был уверен, что тот подстрахуется на сто пятьдесят процентов – сразу на встречу не согласится, но долго будет проверять нас, прежде чем допустить до себя…

Лукьянов, памятуя мое недавнее обещание разобраться с нашим «гостем» согласно предложению самого Абдуллаева, посмотрел на меня.

– Что скажешь, Валар?

Генерал даже не объяснил, о чем он спрашивает. Но мысли у нас с ним работали, видимо, в одном диапазоне. И я сразу его понял, потому что сам думал о том же самом.

– Что тут, товарищ генерал, говорить… – вмешался в разговор старший лейтенант Сережа. – Пора начинать действовать. У нас других путей нет.

– Ехать по незнакомой дороге с интенсивным скоростным движением с завязанными глазами, – определил генерал предложение старшего лейтенанта. – Твое мнение, Валар?

Все-таки Николай Владимирович лучше своих офицеров знал, что такое спецназ ГРУ, и потому искал моей поддержки. Я, в принципе, был согласен и с Сережей тоже. Действовать было уже пора. Но все же бой принято вести после основательной разведки. И эту разведку провести мог именно я. Именно это и имел в виду генерал, спрашивая мое мнение.

Абдуллаева не интересовали другие офицеры, даже сам генерал Лукьянов. Его интересовал тот, кто обеспечил его неспособность к сопротивлению в момент задержания. Причем сделал это весьма обидным образом – легким и быстрым пинком, после которого Магомед Гасанович долгое время не мог ступить на ногу. Но прошло уже достаточно времени, следовательно, Абдуллаев к бою готов и рвется высказать мне свою обиду. Я вполне его понимаю. Стальные высоколегированные полосы, украшающие мою черепную коробку после первого ранения, едва-едва могут сравняться с его плечом. Я для него – карлик, который подкрался сзади и ударил почти исподтишка больно и результативно. Конечно, Магомед знает, кто я такой. Но он, как всякий кавказец, слишком уверен в себе. К тому же прошлое офицера спецназа ВДВ будоражит его самолюбие воспоминаниями о былой боевой подготовке.