— Какая к черту война!?
— Какие, к черту, взрывы и крики!?
— Неужели там, в правительстве, сошли с ума?! Мирный спящий город, проснулся среди кошмара и ужаса! Нет, не сошли, у людей, прячущихся за Кремлевскими стенами, кретинизм постоянное состояние.
Рефлексивно беру с полки книгу. Прогремели подряд два взрыва. Глухо закашлял, зацокал крупнокалиберный пулемет. Показалось, что услышал звон разбитого стекла. Книга в руках пляшет, словно живая, стараясь вырваться. Пальцы трясутся в конвульсиях. Золото букв вспыхнуло на переплете — Цветаева. Я раскрыл книгу, глаза невидяще впились в текст. На уровне подсознания чей-то голос принялся отстукивать в мозгу телетайпную ленту:
Я услышал, как хлопнула входная дверь, томик Цветаевой выпал из рук.
— Юра?
— Я здесь, — послышался голос соседа. На этот раз он напялил старый рыжий джемпер, в руке держал охотничье ружьё.
— Человек с ружьём, — истерически фыркнул я. — Зачем оно?
Юра ухмыльнулся:
— С ним иначе себя чувствуешь. От деда осталось, он у меня охотником был.
— Зачем ты притащил ружьё и от кого собираешься держать оборону?
— Мне так спокойнее, — повторил Юра. Он положил ружьё на диван, задрал свитер и достал из-за пояса бутылку водки. Поставил бутылку на журнальный столик. Улыбаясь, подмигнул:
— Слышишь, давай для храбрости по сто грамм, нервы успокоим? Мои проснулись, сидят, воют. Знаешь, как по мозгам бьёт. Радио, сволочь, молчит.
Я посмотрел на настенные часы, они показывали второй час ночи. Юра достал из шведской стенки хрустальные фужеры, пристроил рядом с бутылкой.
— Завтра, вернее — уже сегодня, всё закончится — он потер руки и взял бутылку. Зажал пробку в зубах, ловко снял с горлышка.
— Что? — я наклонился и поднял с пола книгу. Юра наполнил фужеры.
— Всё. Федеральные войска займут город, поймают Диктатора. Раньше сообразить не могли — три года мурыжили и, наконец-то, в разгар летнего сезона, когда полно отдыхающих, умнейшее решение — ввели войска. Идиоты! — Он посмотрел на меня:
— Ты что, окаменел? Иди, прими сто грамм!
— Через неделю соберутся депутаты Федерального собрания, всякие партии, одним головорезам объявят амнистии, а главарям и Диктатору дадут вышку или…Как там говорится: при попытке к бегству? Вот увидишь, суда не будет, он живой не нужен, слишком много знает. Его пристрелят. Давай, вздрогнем?
Я расхохотался, сунул книгу на место. Быстро подошел к выключателю и вырубил торшер.
— Господи, ну мы и дебилы, — испуганно пробубнил Юра. — А я дома свет не включал.
— Странно, что город не лишился энергопотребления, — добавил я.
— Впопыхах забыли обесточить. У тебя есть курить? — Юра подобрал со стола пачку, потряс и смял.
— Есть, — я прошел за сигаретами в спальню. Окно выходило на городскую улицу, город купался в зареве огней. — Ублюдки, что наделали, — невдалеке, через квартал горел жилой десятиэтажный дом.
Над ним дрожал ореол зарева, похожий на алый нимб святого мученика. Подул ветер и десятиэтажку заволокло дымом. Усилилась канонада. Задребезжало уцелевшее стекло в форточке. На полу, под ногами захрустели осколки.