– Китти? – сдавленно произнесла я.
– Да?
– Китти? – Голос сорвался, из глаз потекли слезы. – Китти, это Анна.
– Анна?
– Да. Анна Келлоуэй Годфри.
– Боже, Анна. Это действительно ты?
– Да, это я.
Дженнифер протянула носовой платок, я тихонько высморкалась. Китти на другом конце провода сделала то же самое.
– Анна, я… Я… – Ее голос дрожал. – Даже не знаю, что сказать. Как ты?
– Забавно, но я не знаю, как ответить на этот вопрос – прошло столько лет… С чего начать?
– Ну, для начала я попрошу у тебя прощения, – мягко проговорила Китти. Жесткие интонации, так потрясшие меня в Париже, исчезли. Годы смягчили ее голос и, вероятно, – сердце.
– Китти, я…
– Нет, позволь закончить. Я начинаю сдавать, Анна. Возможно, это мой последний шанс. Я должна была найти тебя много лет назад. Не знаю, почему не сделала этого. Мне очень стыдно.
– Ах, Китти, – пробормотала я, утирая бегущие слезы.
– Я очень сожалею о своем поведении на острове и в Париже, – продолжила она. – После родов я как будто заледенела. Провалилась во тьму, сама того не осознавая. Теперь я понимаю, что впала в депрессию – так называемую послеродовую депрессию, как говорит дочь. Но я…
– Китти, у тебя есть дочь?
– Да, три. То есть четыре… Могу тебя порадовать, я вышла замуж за хорошего человека. Мы познакомились в Париже после войны, он был моряком. Потом переехали в Калифорнию. Мы прожили хорошую жизнь. – Она ненадолго умолкла. – А ты, Анна? Ты прожила хорошую жизнь? Я часто о тебе вспоминала.
– Да, – тихо ответила я. – Почти во всем.
Китти вздохнула:
– Анна, я должна кое-что сказать тебе об Уэстри.
Почему его имя до сих пор вызывает у меня такие эмоции, такую боль? Я крепко зажмурила глаза.
– В Париже он только о тебе и говорил. Постоянно про тебя спрашивал и надеялся, что ты придешь.
– Я и пришла. Ты же помнишь.
– Да. – В голосе Китти послышалась глубокая досада. – Я вам завидовала.
– И перехватывала его письма?
Китти вздохнула:
– Ты знаешь об этом?
– Недавно узнала.
– Анна, мне очень стыдно, – со слезами призналась она. – Возможно, я изменила вашу жизнь. Это невыносимо.
Гнев, родившийся в моем сердце, внезапно утих.
– Я тебя прощаю. Я тоже чувствую, что мое время подходит к концу.
– Я все еще храню булавку. Пару к той, что подарила тебе в «Кабана Клаб». Лежит у меня в шкатулке. Анна, я часто смотрю на нее и вспоминаю тебя.
Я вспомнила, как она подарила мне украшение в знак вечной дружбы. Закрыла глаза и сразу увидела маленькую коробочку в голубой обертке, перевязанную золотой лентой. Вокруг витал сигаретный дым. Если бы булавка смогла удержать нас вместе… Но ведь, возможно, и удержала? Я достала из кармана свою, повертела в руках и прочитала гравировку.
– Моя тоже со мной, Китти. Прямо здесь.
– Как бы мне хотелось тебя увидеть. Где ты? В Сиэтле?
– Нет. На Бора-Бора.
– Бора-Бора?
– Да, я с женщиной, которая расследует совершенное на острове преступление. Убийство.
– Ты об Атее, верно? – после недолгого молчания спросила Китти.
– Да. Ты помнишь?
– Конечно, помню.
Я решила не спрашивать, откуда она об этом знает. Это было уже не важно.
– Я хотела у тебя кое-что спросить, если ты не против.