— А, ты про Влада — то спрашиваешь? — бесцеремонно посмотрев на гостя, поинтересовалась Коллега.
И почему это она ему «ты» говорит — что, близкий товарищ и друг?
Соратник по борьбе за голубой эфир?
Или тут, в Москве такая милая манера говорить со заокеанскими знаменитостями?
Писатель наклонил голову и, стараясь не встречаться взглядом с хозяйкой, произнес:
— Да.
— Тут до тебя ко мне Обозреватель один приходил, — Коллега назвала фамилию, — я уж не помню, чего ему наплела… А тебя что интересует?
— Ну, есть мнение, — мягко произнес Писатель, — есть мнение, что Листьев все свои программы… — он замялся, — ну, что это, так сказать, не совсем оригинально… да, я понимаю, и великий Мольер когда — то сказал — «Я беру свое там, где вижу», но все — таки, понимаете…
Коллега бесцеремонно заложила ногу за ногу — при этом пола халата задралась и обнажила не слишком свежее нижнее белье.
— А, ты это про «Взгляд», «Поле чудес» и «Тему» — да?
— Да.
— Так у нас на Останкино все знают, что Листьев эти идеи украл, — со скрытым вызовом произнесла коллега, — очевидный факт. — Сфиздил.
— У Ларри Кинга?
— Ну, не знаю я никакого Ларри Кинга, вот кинга, — сделав ударение на последнем слоге, добавила она, — знаю, карточная игра такая есть… Влад вообще был неистощим на выдумки, на игры разные, но «Поле чудес» он списал с «бутылочки» — есть такая русская народная игра…
— …?
— Ну, становится шесть баб раком, а мужик вертит бутылочку, на кого горлышко показывает, с той… Чем не барабан? Ну что — не мужик ты, что ли, поподробней объяснить надо? — возвысила голос Коллега.
Писатель заметно стушевался:
— Но…
— И вообще: давай — ка мы с тобой лучше выпьем… Тогда и расскажу подробней, — последние слова она сказала так, будто бы хотела не только рассказать, но и показать. — Мы вот с Владом, когда он еще не кодировался, так славно ужирались… Он потом — по бабам, а я… — она недговорила, вынула откуда — то бутыль коньяка. — Ты, как тебя там — пить будешь?..
Пить Писатель отказался наотрез, и вообще — квартиру Коллеги он покинул с синим, перекошенным от ужаса лицом.
Да, от этих русских всего можно было бы ожидать, но такого… Как говорят в подобных случаях брайтон — бичи — ну, не будем повторяться. Все USA теперь знают, как они в таких случаях говорят…
А на очереди — Соратник покойного.
Запущенная квартира, сантиметровый слой пыли, бардак и разрушение… В прихожей — батарея пустых бутылок, жена, наверное, уехала, а у этого — «Безутешное горе». Российская, так сказать, классика, свинцовые мерзости русской жизни…
Переживает утрату друга.
Соратник был пьян и угрюм — о погибшем товарище и слушать не захотел.
— Давай лучше выпьем…
— Я вообще — то не пью, — промямлил Писатель, и мысленно оговорился: «но для дела… Обработка полуоткрытых источников информации…»
— Давай, давай… Часик, не больше. Мне самому на студию надо…
Через три часа Писатель проклял все — и Соратника, и Издателя, благодаря которому сюда попал, и Останкино со всеми его аферами, и российскую страсть к лютым загулам, и даже свое писательское ремесло.