Современное отношение женщины к мужчине также не может быть охарактеризовано как отношение к себе подобному. Мужское отношение к себе как к вещи, функции женщина проецирует и на своё отношение к мужчине.

Если, согласно расхожей мужской мудрости, время проводят с женщиной— «украшением», а женятся на «домашней», то и женщина требует себе рыцаря и добытчика — хорошо бы в одном лице, но можно, на худой конец, — и в разных. Сочетание этих качеств «в одном флаконе» — задача объективно труднодостижимая, и то, что для образа «рыцаря» определяется как мягкость, интеллигентность, перекочёвывая в образ добытчика, начинает восприниматься как мягкотелость, «неумение жить», мужественность рыцаря обращается в мужланство добытчика; способность обеспечить высокое материальное положение семьи нередко конфликтует с благородными качествами «рыцаря», такими как честь, достоинство, бескорыстие; экономико-бытовая изворотливость вступает в противоречие со стойкой бескомпромиссностью и т. д. «Мужчины — вымерли», — констатируют женщины. Немудрено… И это — такое же следствие маскулинной культуры, как и отношение женщины к женщине. Печальный парадокс заключается в том, что социально ориентированная, деловая женщина делает себя, конечно, по образу мужчины, ибо иного гражданского идеала в патриархатной культуре нет. Маскулинизированные женщины, взявшие за образец свободу и независимость вместо заботы, эмоциональную фригидность вместо душевной теплоты — такое же уродливое явление наших дней, как и феминизированные мужчины. Это вообще две стороны одной медали. Женская эмансипация, проходящая согласно данной модели, — плод от древа патриархатной культуры, продолжающий воспроизводить ситуацию, его породившую.

Преобладание женщин — в основном, по-видимому, «домашней» интенции или «комиссарского» типа — среди наших учителей имеет следствием массовое производство девушек— «украшений» (как реакцию отторжения образа задёрганной и крикливой, плохо одетой учительницы) и женственных (по типу «домашних» женщин) юношей.

Пришла пора женщине заговорить с миром, утверждает поэтесса Лариса Васильева. «Что она может сказать миру, эта заговорившая женщина?» — издевался поэт Ю. Кузнецов. При всей оскорбительности тона проблема обозначена верно: важно, к а к а я женщина «заговорит с миром» и ч т о она скажет. Ведь может потребовать в качестве революционной перестройки расширить издание книг по кулинарии и срочно создать кодекс нравственности по принципу — давайте жить дружно… Иная грезит о том, чтобы женщина вновь стала средой для мужчины (была такая телепередача «Мужчина и женщина» в цикле «Институт человека»), а самые радикальные, пожалуй, будут «прогрессивно» вещать о необходимости запрета на женское участие в общественном производстве, что, понятно, и невозможно, имея в виду процент женщин среди работающей массы населения, и утопично: захотят ли этого женщины? Другое дело, что общество, развивающееся по демократическому и гуманистическому пути, обязано создать для женщин возможность выбора: как и сколько трудиться, по какому графику, только дома или в сфере общественного производства и т. п.