Он вышел из зала, и Пит последовал за ним.
– Точно он! – повторил Энтони, едва за ними закрылась дверь. – Его любимый прием. На войне он так поступал с гестаповцами – ломал им указательные пальцы, чтобы больше не нажимали на курок.
– Откуда вы знаете? – удивленно спросил Пит.
Тут Энтони сообразил, что допустил промах. Пит считает, что Люк – дипломат, переживший нервный срыв. Об их знакомстве Энтони ничего не говорил – и теперь мысленно выругал себя за невнимательность.
– Я не все тебе рассказал, – небрежно ответил он. – Во время войны мы вместе служили в разведке.
– А после войны он стал дипломатом? – Пит бросил на шефа проницательный взгляд. – Похоже, дело тут не в ссоре с женой, верно?
– Верно. Дело очень серьезное.
Таким «объяснением» Пит удовлетворился.
– Однако безжалостный тип – вот так взять и сломать человеку палец!
– Безжалостный? – Да, пожалуй, он бывал безжалостным. И к себе, и к другим. – Ты прав, Пит. Он по-настоящему опасен, особенно в экстремальных обстоятельствах.
Промах, похоже, заглажен, подумал Энтони. Осталось главное – найти Люка.
– В какое время произошла драка с полицейским?
– В девять тридцать.
– Черт! Больше четырех часов назад! Сейчас он может быть где угодно.
– Что же нам делать?
– Пошли пару человек на А-стрит, дай им с собой фотографию Люка, пусть поспрашивают местных. Вдруг кто-то его видел и сможет сказать, куда он пошел. А сам поезжай поговори с полицейским.
– Хорошо.
– Если что-нибудь выяснишь – не стесняйся, спокойно вытаскивай меня с этого идиотского заседания, чтоб его!
– Понял.
Энтони вернулся в зал. Выступал Джордж Купермен, его боевой товарищ.
– Все, что нам нужно, – нетерпеливо говорил он, – отправить туда крепких парней из спецназа! Они этого Кастро с его оборванцами за два дня в лепешку раскатают!
– А сможем мы сохранить такую операцию в тайне? – нервно поинтересовался представитель Госдепартамента.
– Нет. Но сможем выдать ее за местные разборки – так же, как сделали в Иране и в Гватемале[10].
Тут встрял Карл Хобарт:
– Простите, если задам глупый вопрос… почему мы скрываем то, что сделали в Иране и в Гватемале?
– Это же очевидно: потому что не хотим, чтобы наши методы стали известны, – ответил представитель Госдепартамента.
– Простите, глупость какая-то, – не отставал Хобарт. – Русские знают, что это мы. Иранцы и гватемальцы знают, что это мы. Черт побери, европейские газеты открыто писали, что это мы! Нам никого не удалось обмануть, кроме американцев. Но зачем обманывать собственный народ?
– Если все это всплывет, – из последних сил сдерживая раздражение, заговорил Джордж, – Конгресс начнет расследование. Гребаные политиканы забросают нас идиотскими вопросами о том, как все это повлияло на благосостояние иранских крестьян и гватемальских сборщиков бананов…
– Быть может, вопросы не такие уж идиотские, – упрямо продолжал Хобарт. – Если вдуматься, что хорошего мы принесли Гватемале? Не так-то легко увидеть разницу между режимом Армаса и бандой гангстеров!
Джордж потерял терпение.
– К черту вашу болтовню о добре и зле! – взревел он. – Мы здесь не для того, чтобы кормить голодающих или учить вонючих дикарей соблюдать права человека! Наша задача – защищать интересы Америки! А демократия… да хрен с ней!