— Разве у нас есть выбор? — с любопытством и пробуждающимся азартом спросил Шульгин.

Совсем недавно в Лондоне и Стамбуле он ощутил скуку и усталость, осознав бессмысленность своей деятельности, а сейчас вдруг что-то забрезжило.

Игра там, не игра, но месяц назад было не только можно, а, как ему казалось, нужно бросить все попытки двигать историю в желательном для нас направлении, сейчас же у него появился смысл жизни, высокопарно выражаясь.

Я так пока не думал, сохраняя здоровый скептицизм, но какое значение имеет мое мнение?

Или все на самом деле обстоит так, как нам говорит Дайяна, и тогда от нашего неучастия может погибнуть не один даже, а целых четыре мира (или перейти в другое качество, что равноценно), или все это вздор, и тогда с равным результатом можно делать что угодно или не делать вообще ничего.

То есть риск — бесконечность к одному. Всеобщая гибель в случае неучастия и сохранение статус-кво при любом другом выборе.

Капитально изучив в свое время все разделы дозволенной советским гражданам философии и неплохо — многие идеологически чуждые буржуазные философские системы, я понимал, что принять верное решение в предложенных обстоятельствах в принципе невозможно.

Мы (я, Сашка, вообще подавляющее большинство людей) владеем только причинно-следственной (каузативной) логикой, а Игроки могут (и наверняка это делают) пользоваться любым количеством логик, не признающих этого принципа, назовем их вариативными или как угодно иначе. Эрго — любое решение будет ограниченным по смыслу и результату, а то и прямо противоположным тому, чего мы хотели добиться.

— Значит, Андрюха, придется руководствоваться исключительно эстетическим подходом. Нравится — не нравится, — заявил Шульгин, иронически кривя губы. — Плюс вспомнить принцип абсолютного эгоизма. Применительно не к тебе или ко мне персонально, а ко всему нашему «братству». Раз мы совершенно не понимаем, что хорошо и что плохо для всего человечества, будем исходить из соображений, что безусловно хорошо для нас. Про альтруизм придется забыть. Если я, как врач, имею основания полагать, что, спасая пациента сейчас от такой-то болезни, я тем самым обрекаю его на невыносимые мучения в течение следующих десятилетий, то…

Это он ссылался на личный опыт, когда-то у него нечто подобное было, почему он и перешел из практикующих врачей в теоретики.

— Так ведь и эгоизм немногим лучше. Он хорош исключительно в данный момент времени, — развил я его посыл. — Так как даже применительно к себе нельзя угадать, чем обернется сегодняшнее удовольствие завтра. Сифилис, СПИД, цирроз печени и пуля в висок после проигрыша казенных денег…

— Из ваших слов следует, что вы принимаете наше предложение? — по-прежнему равнодушно спросила Дайяна, вставая.

По-моему, мы еще ничего такого не сказали, но где нам тягаться в проницательности с профессионалами. Или — профессиональными шулерами.

Ситуация оставалась патовой, как и после общения Сашки в Замке с «голосом».

Но я ведь еще не задал «главный» вопрос, за ответом на него мы ведь и пришли. Слишком увлекся отвлеченными, пусть и интересными подробностями.