После похорон многие сказали, что я поступил очень храбро и мужественно. Многие — но не мать. И это было странно. Я заметил ее в толпе; она была словно в трансе: ничего не говорила, даже если кто-то к ней обращался, и двигалась еле-еле, будто заторможенная.
Мамо тоже была не в себе. Обычно в Кентукки она расправляла крылья, наконец очутившись в родной стихии. В Мидлтауне она никогда не могла по-настоящему быть собой. В «Перкинс»[33], где мы порой завтракали, официанты просили бабушку говорить не так громко и вообще следить за языком. «Дебилы», — смущенно и обиженно бормотала она сквозь зубы. А вот в семейной закусочной «У Билли», единственном приличном ресторане Джексона, она орала на весь зал, поторапливая поваров, а те со смехом отвечали: «Как скажешь, Бонни». Она смущенно переводила на меня взгляд и предупреждала: «Ты же знаешь, я просто шучу. Они в курсе, что я не старая тупая сука».
В Джексоне, среди старых друзей и истинных хиллбилли, ей не нужно было притворяться. Несколькими годами ранее, на похоронах брата, Мамо с племянницей Дениз вдруг заподозрили, что один из носильщиков гроба — извращенец, поэтому они ворвались к нему в кабинет и перерыли все вещи. Нашли богатую коллекцию порнографических журналов, включая несколько выпусков «Охоты на бобров»[34] (периодического издания, которое, смею вас заверить, пишет отнюдь не про водных млекопитающих).
Мамо он показался очень смешным. «Долбаные бобры, — хохотала она. — Кому только пришла в голову такая хрень?» Они с Дениз хотели сперва забрать журналы домой и выслать потом по почте жене носильщика. Но после недолгих размышлений передумали. «А то повезет еще, и на пути в Огайо попадем в аварию. Копы найдут у меня в багажнике эту хрень. И люди решат, будто я не только извращенка, но и лесбиянка вдобавок». Поэтому журналы они выбросили, чтобы «преподать этому уроду славный урок». Такой Мамо бывала лишь в Джексоне.
Похоронный дом Дитона в Джексоне — тот самый, где она украла «Охоту на бобров» — был устроен как церковь. В центре здания находился храм; его окружали просторные залы со столами и креслами. По противоположным сторонам размещались коридоры, откуда можно было попасть в небольшие служебные помещения: кабинеты персонала, офисную кухню, туалеты. В детстве я бывал там не раз, прощаясь с тетками, дядьями, двоюродными братьями и прочей родней. Кого бы Мамо ни хоронила: старого ли друга, брата или любимую мать, — она всегда громко приветствовала каждого гостя. Однако на похоронах деда, когда я хотел найти у бабули утешение, я вдруг в ужасе увидел ее в самом дальнем углу похоронного дома, поникшую и глядящую в пол, словно вечная батарея все-таки разрядилась. В этот момент я понял, что Мамо отнюдь не всесильна.
Сегодня, оглядываясь в прошлое, я понимаю, что холодная отрешенность бабушки и матери была вызвана не только горем. Просто Линдси с Мэттом и Мамо пытались меня отвлечь. Бабушка нарочно держала меня подальше от матери, сделав вид, будто нуждается в моей поддержке. Может, она хотела дать мне время самому пережить дедушкину смерть. Не знаю…