Он сразу увидел ее: она стояла спиной к нему и, размахивая руками, что-то говорила черной словно уголь женщине, которая сидела на корточках, босая, и шлепала куски теста на горячий, смазанный жиром камень. Волосы матери были заплетены в длинную, толстую косу.

– Пахнет вкусно, – сказал Грей, подходя к ней. – Что это?

– Хлеб из кассавы, – ответила она, повернулась к нему и подняла бровь. – А еще platanos – значит, бананы и ropa vieja. Это означает «обноски». И хотя название странное, еда очень вкусная. Ты голодный? Господи, да что я спрашиваю? – добавила она, прежде чем он ответил. – Конечно, голодный.

– Конечно, – подтвердил он и почувствовал голод, последние остатки морской болезни исчезли от запахов чеснока и специй. – Я и не знал, мама, что ты умеешь говорить по-испански.

– Ну, не знаю насчет говорения, – ответила она, убирая с левого глаза прядь седеющих светлых волос, – но жестикулирую я бегло. Что ты тут делаешь, Джон?

Он обвел взглядом двор: все по-прежнему были заняты работой, но взгляды с интересом направили на него.

– А кто-нибудь из твоих… хм… визави говорит тут по-английски? Не мануально?

– Некоторые из них чуточку говорят, да, а дворецкий Хасинто даже бегло. Но они не поймут, если ты будешь говорить быстро.

– Я постараюсь это сделать, – сказал он, слегка понизив голос. – Короче, твой супруг прислал меня и… но прежде чем я познакомлю тебя с ситуацией… со мной несколько человек, слуги и…

– О, ты привез Тома Бёрда? – Ее лицо расцвело усмешкой – это можно было назвать только так.

– Конечно. Он и еще двое… э-э… Ну, я оставил их в портике. Никак не мог достучаться, чтобы нам открыли дверь.

Мать сказала что-то по-испански, как ему показалось, какое-то ругательство, потому что чернокожая женщина заморгала, а потом усмехнулась.

– У нас есть швейцар, но он часто напивается, – сказала мать, как бы оправдываясь, и подманила к себе одну из старших девочек, развешивавших белье: – Хуанита! Aqui (сюда), пожалуйста.

Хуанита моментально бросила мокрое белье и прибежала, сделала небрежный реверанс и завороженно поглядела на Грея.

– Señora.

– Es mi hijo, – сказала мать, показав на него. – Amigos de el… – Она покрутила указательным пальцем, что означало кругосветное движение, и показала в сторону портика, потом ткнула большим пальцем в жаровню, над которой бурлил глиняный горшок. – Agua. Comida. Por favor?

– Я потрясен, – сказал Джон, когда Хуанита кивнула, что-то сказала быстро и непонятно и исчезла, вероятно, чтобы спасти Тома и Санчесов. – А «comida» случайно не еда?

– Мой дорогой, ты очень проницательный. – Мать жестом обратилась к чернокожей женщине, показала по очереди на Джона и на себя, ткнула пальцем в разные горшки и вертелы и кивнула на дверь на дальней стороне двора, после чего взяла Джона под руку. – Gracias, Maricela.

Она привела его в небольшой, довольно темный салон, где пахло цитронеллой, свечным воском и явственно витал запах содержимого детских горшков.

– Я не думаю, что ты прибыл с дипломатическим визитом, правда? – сказала мать, распахивая окно. – Я услышала бы об этом.