Но когда в следующих спектаклях я танцевала уже без Миши Эльмана и имела такой же громадный успех, ей пришлось прекратить этот разговор».
Прощаясь с Лондоном, Матильда и Андрей устроили для всей труппы и новых друзей русский завтрак с блинами и красной икрой. Для желающих подавалась ледяная водка.
Далее шел обед в узком кругу. Присутствовали Дягилев, Нижинский, Бакст[175], Бенуа[176], были приглашены некоторые первые артисты местного балета, кроме этого, присутствовал знаменитый музыкант и композитор Ринальдо Ана[177]. «По старинному закону рестораны закрываются в Англии в полночь, и за полчаса до того тушат на секунду огни, чтобы предупредить, что скоро надо уходить. Иногда разрешали сидеть в ресторане и после 12 часов ночи, но в таком случае стаканы с вином уносили со стола. Метрдотель подошел ко мне и предложил, если я хочу, перенести весь ужин в отдельный салон, где мы можем продолжать ужинать, а главное, пить хоть до утра. Он мне объяснил, что мы как живущие в гостинице имеем право нанять отдельный салон, и уже в этом салоне мы считаемся как бы у себя дома. Так мы и сделали, и около 12 часов ночи все перешли в отдельный салон, куда перенесли все бутылки с шампанским, и мы продолжали веселиться до утра».
В феврале 1912 года Кшесинская в составе труппы Дягилева выступает в Вене, где впервые участвует в балете «Призрак розы» с Нижинским. Гастроли пришлось сократить на один день, так как Матильда желала поспеть в Петербург к собственным именинам. Наверняка сын готовился к этому дню, и подводить его было бы неправильно. Ребенок и так слишком часто оставался без матери и отца. Дягилев обиделся, но для Кшесинской его обиды были ничто рядом с возможной обидой Вовы. Вместе с ней из Вены выехала балерина Нестеровская[178], чьи именины были на день раньше дня святой Матильды. Из-за аварии на железной дороге и связанной с этим задержки Нина Нестеровская была вынуждена праздновать свои именины в поезде. Желая утешить ее, Матильда купила дорогущий портсигар, который и вручила расстроенной имениннице. Этот портсигар Нина сохранила во время эмиграции, взяв его с собой.
Немного побыв дома, Кшесинская снова присоединяется к Дягилеву, на этот раз в Монте-Карло, прихватив с собой сына. Вова ехал как вполне самостоятельный десятилетний молодой человек — Владимир Сергеевич Красинский: по личному распоряжению его величества мальчику было пожаловано потомственное дворянство и возвращена родовая фамилия, так что в Монте-Карло Вова ехал с собственным паспортом, сопровождающим его воспитателем, а также в компании великих князей Сергея Михайловича и Николая Михайловича. Впрочем, последний и так каждый год ездил в Монте-Карло проигрывать деньги в рулетку.
По дороге Вова традиционно заболел, на этот раз отравился, и тут выяснилось, что в Каннах, куда они приехали, нет ни одного детского доктора, пришлось вызывать врача из России. «Чтобы не подводить Дягилева, я ездила по железной дороге в Монте-Карло на спектакль и ночью возвращалась на автомобиле обратно в Канны. Дягилев всегда волновался в день спектакля, приеду ли я или нет, и телефонировал по нескольку раз в день, спрашивая, как здоровье Вовы. Он отлично понимал, что если бы наступило ухудшение, я не приехала бы. Как ни трудно мне было в этих условиях выезжать из Канн в Монте-Карло и танцевать, я ни разу спектакля не пропустила и Дягилева не подвела. Но только Бог знает, чего мне это стоило. При первой возможности, когда Вова достаточно окреп, я переехала с ним в Монте-Карло, и мы поселились в «Отель де Пари»».