И тут же мысленно ругаю себя за тон: обычно с этой фразой и в той же тональности я являюсь к пациентам на утренний обход.
Она не отвечает.
Смотрит на меня, пытается улыбнуться, а затем вдруг швыряет букет с подарком на столик в прихожей и уносится прочь.
Хлопает дверь.
Кажется, девушка закрылась в ванной комнате.
Может, я обидел её?
— Алиса! — Зову я, попутно обводя взглядом квартиру.
Помещение совсем небольшое: гостиная, кухня, да две двери — в санузел и, очевидно, в ванную комнату. Мебели здесь немного, на стенах нигде ничего не висит, и потому квартира кажется необжитой. Возле окна замечаю несколько коробок, поставленных друг на друга, и это только усиливает атмосферу — кажется, будто Алиса только въехала сюда или собирается куда-то переезжать.
Зато с кухни идёт тепло, и доносится аромат мяса со специями. Похоже, девушка что-то готовила к моему приходу.
— Алиса? — Я останавливаюсь у двери в ванную комнату. — У вас всё в порядке?
Наклоняюсь к двери, и в этот момент с той стороны доносится характерный звук — кажется, девушку тошнит. Вот чёрт…
— Нет. — Пищит она. — Не в порядке.
И звук повторяется.
«Бедная…»
— Я могу вам помочь? — Интересуюсь я.
— Мясо. — Стонет Алиса. — Запах! Я не могу… — Звуки повторяются. — Не могу выйти, он везде…
И тут я догадываюсь.
Однажды, когда Аня была беременна Антошкой, она решила сварить уху. Вернувшись со смены, я застал её рыдающей на лестничной клетке. Она жаловалась, что не может вернуться домой, потому что запах буквально «преследует её», и поэтому просидела в слезах на ступенях в подъезде целых два часа.
Токсикоз.
Я засучиваю рукава рубашки и направляюсь в кухню.
Распахиваю там окно, беру прихватку, достаю мясо из духовки, перекладываю в найденный в шкафу стеклянный контейнер и плотно закрываю крышкой. Расправившись с тем, что должно было стать нашим ужином, я проветриваю и убираю помещение. Оставив дверь в кухню закрытой, я распахиваю окно в гостиной и возвращаюсь к двери в ванную комнату.
— Минут через пять можно будет возвращаться. — Сообщаю я Алисе. — Сейчас кухня проветривается.
— Спасибо. — Всхлипывает она.
— Как вы там?
— Простите меня, я всё испортила…
— Вовсе нет. — Убеждаю её я.
Через пять минут девушка выходит.
Она умылась, и теперь выглядит ещё более нежной, свежей и уязвимой. При её появлении моя уверенность в себе улетучивается вместе с запахом мяса. Моё сердце стучит, как многотонный паровоз.
— Мне уже лучше. — Сообщает Алиса, виновато оглядывая гостиную.
Я закрываю форточку.
Мы молчим.
Смотрим друг на друга.
— Если вы голодны, мы можем сходить в ресторан. — Брякаю я. Девушка ломает пальцы, кусает нижнюю губу, и я догадываюсь, что сморозил глупость. — Хотите, просто прогуляемся?
— Я не знаю… — Она выглядит расстроенной.
— Вам нужен свежий воздух, идёмте. — Почти приказываю я.
Помогаю ей одеться, и вывожу Алису на улицу.
Обычно я использую этот тон разговора, когда вижу, что нерадивый пациент отказывается принимать лекарства — это всегда помогает, и теперь мне становится неловко, что я применил его и в жизни.
— Теперь мне действительно легче. — Признаётся девушка, когда мы отходим от дома.