– Хлебушка нету, дети есть просят, а платят-то… – визгливо выкрикнула какая-то женщина в самой гуще толпы, однако тут же умолкла, словно подавилась или была одернута кем-то. Гроза пытался найти ее взглядом, однако в массе лиц трудно было различить одно.

– Удержать власть куда труднее, чем ее взять, – продолжал Ленин. – Надо помнить: когда происходит революция, умирает целый класс. Его нельзя заколотить в гроб, как обычного человека, и закопать в могилу. Этот труп гниет и разлагается в нашей среде. Он смердит и отравляет воздух, которым мы дышим!

Гроза видел Дору, которая внимательно смотрела на Ленина, изредка вдруг начиная озираться, словно слышала чей-то оклик, но не могла понять, кто и откуда ее зовет.

Гроза вдруг ощутил неясное беспокойство. Было такое ощущение, словно его кто-то трогает то за одно плечо, то за другое. Он начал озираться, подобно Доре, однако на него никто не обращал внимания и, конечно, не касался его. Однако беспокойство усиливалось. Он вернулся к выходу из цеха, и почудилось, что в уши ударил взволнованный голос Николая Александровича: «Гроза! Гроза! Доре надо выходить на улицу и готовиться! Она меня не слышит! А ты? Ты слышишь? Что происходит?!»

Конечно, это был не обычный голос, а мысленный посыл, прорвавшийся к Грозе так внезапно, что показался громким окриком. Впрочем, он всегда воспринимал внушение как звук.

«Я слышу», – мысленно ответил Гроза, продолжая идти к выходу, и Николай Александрович отозвался: «Слава богу! Она должна начинать после сигнального слова. Но почему она меня не слышит?!»

Гроза заметил, что с каждым шагом он воспринимает мысли Трапезникова все отчетливей, словно сама тягостная атмосфера цеха и митинга приглушала их, а ближе к выходу и дышать, и думать становилось легче.

– Убийством товарища Урицкого, – разносился под сводами цеха голос Ленина, – контрреволюция объявила нам белый террор. Однако предатели должны быть уничтожены волею народа!

Гроза обернулся и, глядя в спину Доры, сосредоточился: он приказывал ей выйти из цеха. Однако Дора только нервно передернула плечами, но не сдвинулась с места.

Гроза вспомнил, что и он не слышал Трапезникова, пока стоял, прислонившись к станку. Но стоило отойти, как мысленный посыл сделался ясен. Вот и Дора оперлась на станок.

Металл!

Неужели металл мог ослабить восприятие внушения? Похоже на то…

Грозе было запрещено не только разговаривать с Дорой, но даже приближаться к ней, однако ничего другого не оставалось. Выступление заканчивалось, скоро у выхода начнется давка, Дору оттеснят в сторону, она может опоздать, и тогда…

Гроза быстро подошел к Доре и коснулся ее локтя. Она обернулась с испуганным выражением, но при виде Грозы ее испуг сменился изумлением.

Он едва приметно качнул головой на выход. Дора поняла, кивнула, быстро пошла туда.

Новиков, явно встревоженный (он не знал Грозы и не понимал, что происходит), поспешил следом. Дора что-то шепотом объяснила ему на ходу. Вдруг лицо ее стало сосредоточенным, внимательным, и Гроза понял, что она наконец-то приняла внушение Трапезникова.