В павильончике у шоссе взяли тепловатый кофе с холодноватыми пирожками. Стекла горели красным, морозец поострел, покалывал.

— Во сколько электричка?

Ларик поискал глазами на автомобильной стоянке, оттянул рукав над часами:

— Извините, мне пора!

— Ты куда-а? Бросаешь?

Он шутливо-виновато развел руками, взял лыжи — вышел. И пошел к «Жигулям»-пикап цвета коррида.

— Стрекозел! — с напускным негодованием кинул Володя. — Зальем горе. Официант — еще две морковки!

И воскресенье как-то сразу кончилось.

Уже в вагоне Нина спросила подчеркнуто незаинтересованно:

— С кем это он отбыл? Личный шофер?

— Какая-то знакомая, — уклончиво пожал плечами Володя.

— Покупай машину, Нинка, — был дан не без ехидства совет.

И это ехидство единственно утешило Валю в ее думах.

— Я подожду того, кто мне купит, — не замедлил пренебрежительный ответ.

Весь вечер несчастная жертва любовных интриг и армейской тактики решала и не могла решить задачу: коли Ларик упорно лезет ей на глаза — он делает все специально ради нее, или ему действительно нет до нее дела? А что с Ниной? А что за машина? Сумбур и неразбериха… независимость его и нравится, и задевает…

«Так что — я к нему неравнодушна? Он имеет для меня какое-то значение?» Открытие ее удивило, задело. Но не настолько задело, чтоб из самолюбия запретить себе думать о нем; думать было все-таки не больно, приятно… однако не без горечи.

Ах, и быть любимой девушке потребно, и любить потребно, а вот страдать не хочется, но на самом деле душа без страданий не может… В душе ее наметилось некое движение, и в конце движения того, в перспективе проекторного луча, Ларик летел над заснеженными кустами, прижав руки к бокам и вытянув лыжи, и хлопала дверца «Жигулей».

— А если ты разбил несчастному аспиранту жизнь? — обвинила дочь.

— Каждому свое, — зевнул Звягин. — Настоящего человека не собьешь с пути ничем. От чего можно отказаться — то не очень-то и нужно было.

— А конкретней можешь?

— Отцепись, чадо. У него все в порядке. Поженятся они, уймись!

— А что сейчас, интересно, делает твой бестолковый Ларик? Ну и имечко все-таки!

— Сейчас? Зубрит план похода с Валей в кино.

— Ты им что, сценарий написал?

— Шпаргалку.

Ларик действительно собирался в кино.

— Я почему-то решила, что ты хочешь мне позвонить, — без обиняков заявила Валя, позвонив на вахту общежития. Наскучив неопределенностью, она брала инициативу в свои руки.

Помолчав, он ответил с извинением в голосе:

— Я действительно собирался.

— Я так и думала. И что ж тебе помешало?

— М-м… Работа допоздна… и телефон вечно занят.

— …Ну, как живешь? — храня превосходство в интонациях, спросила она.

— Да вот, в кино собираемся.

— На что?

— В Зимнем стадионе фестивальные идут, «Полет над гнездом кукушки».

Пауза. Он не приглашал. Она не напрашивалась.

— А «Скромное обаяние буржуазии» ты уже видела?

— Нет.

— Я тоже. Если хочешь, можем в пятницу сходить.

— Я не знаю, буду ли свободна.

— Нет, если хочешь.

— Ну хорошо, позвони мне завтра вечером…

Она получила приглашение — и интерес к нему сразу ослаб. Итак, она по-прежнему может делать с ним что хочет. Но почему это не радует? Его легко вернуть… или это ей только кажется? Достаточно сознания того, что — может вернуть? И все-таки ей хотелось, чтоб он пригласил ее в кино! Не пойти? Ну и что. Он все равно не позвонит… Наказать тем, что пообещает, но не придет? А если он не огорчится, а наоборот — больше не согласится? Нет: надо пойти и вызвать его на откровенный разговор.