Трудно объяснить, почему ее не покинули остатки самообладания и она упорно двигалась дальше. Чувствовала, что долгожданное открытие не за горами? Но хотела ли она знать ужасную правду? Ульяна миновала на цыпочках чадящий факел, машинально прижалась к противоположной стене, чтобы не обжечься.
Коридор был прямой, она шла по нему, погружаясь в какой-то первобытно-пещерный трепет. Пот хлестал, она его не замечала. Цепенели ноги, она передвигала их как ходули. Коридор не был глухим. Метров через десять показался еще один факел, источающий пронзительную вонь. В дрожащем свете обрисовывались два склепа, примыкающие к коридору. Любопытство победило. Ульяна прижалась к стене и осветила их содержимое. Это были примитивные земляные мешки – довольно небольшие. В одном валялось грудой замызганное тряпье, в другом ее взору предстала лаконичная арт-композиция.
К стене были прикручены примитивные кронштейны, с них свисали ремни. Под кронштейнами валялся ржавый лом, такой же изъеденный коррозией топор, лезвие которого было испачкано засохшей кровью. Рядом с кронштейном стоял мятый алюминиевый таз, практически до краев наполненный бурой жижей. Компанию тазу составляли две обросшие грязью стеклянные банки с желтоватым содержимым, наполненным едва на треть. Тошнота возникла мгновенно. Ульяна схватилась за горло, выплеснула рвоту – и не успокоилась, пока не пережила десяток приступов…
Голова не обретала ясность. Ульяна тащилась дальше, чувствуя, как заплетаются ноги. Коридор изгибался по дуге, снова мелькали какие-то ответвления, земляные мешки, источающие сырость и зловоние. Она приказывала себе сосредоточиться, слушать. Гул в ушах становился навязчивым, она мотала головой, но не могла от него избавиться. Это была какая-то странная какофония звуков: кваканье, кудахтанье, колокольный звон, сварливое монотонное бурчание. Какофония делалась ближе, потом отдалялась, вдруг опять становилась неприлично громкой, даже оглушительной. Мозги превращались в растаявший пластилин. Ульяна не сразу сообразила, что часть этих звуков имеет реальную природу, издает их отнюдь не воображение. Она очнулась, встала как вкопанная, выставив нож и отведя для замаха монтировку. Мурашки ползли по затылку, шевеля волосы. Она выгнала из головы посторонние звуки. Осталось бурчание, чередуемое заунывным воем – как будто человек без слуха и голоса решил напеть песенку, в которой не знал ни слова…
А потом это все прекратилось. Но легче не стало. Волосы на голове уже не просто шевелились, а торчали как у панка! Что бы она делала без своей интуиции? В коридоре было пусто, факел на стене освещал проход, но тем не менее к Ульяне кто-то приближался…
Она опять окоченела, ноги приросли к полу. Пальцы на руках готовы были выпустить оружие – их ломала судорога. Секунды забивались в мозг точно сваи. Ульяна задыхалась – она реально не могла противодействовать пригвоздившему к полу страху. Оставались мгновения, она остро понимала, что сейчас окажется не одна… И когда уже все пропало, оборвалась последняя надежда – она оторвалась каким-то чудом и ввалилась в ближайший черный мешок! И сразу же попятилась, сгинула во мрак…