– И чего сидим с мечтательными лицами? – резко повернулся Генка. Он уже не выглядел зашуганным и выжатым. – За работу, зенитчицы, блин! Или не хочется узнать, какие здесь зори тихие?

При беглом осмотре выяснилось, что наверху всего две комнаты – довольно просторные. В паре шагов – заржавевшая до безобразия железная кровать без ножек, разваленный, и скорее всего самодельный, буфет (с подобием ножек). Этого оказалось достаточно. Первым делом подтащили кровать, взгромоздили на створ, потом с энтузиазмом переворачивали буфет, волокли, теряя составные части, обрушили сверху на кровать.

– Черта с два теперь они сюда придут, – удовлетворенно урчал Генка.

Спохватились – ведь даже не осмотрелись толком! В этой комнате имелось лишь одно окно, похожее на дырку в скворечнике.

– Забьем, – уверил Генка. – Досок и гвоздей до хрена, и туман нам не указ.

Соседнее помещение было просторнее. Барханами вздымалась пыль, свешивалась паутина. Вздувшийся пол, неровные стены. Просевшую кровлю подпирали необструганные укосины – на вид относительно прочные. Что-то с этой комнатой было не так, но поначалу не отложилось в голове. В стене имелась ниша непонятного назначения, по бокам ее окружали своеобразные «пилястры» из сбитых брусьев. Возможно, в «древности» это имело смысл, сейчас он явно не просматривался. Единственное окно было крест-накрест заколочено досками. Генка посчитал, что этого мало, закопался в груду бывшей мебели (такое впечатление, что ее вполне осознанно рубили в щепки), выискивал относительно целые доски, утыканные гвоздями. Колотил их другой доской поверх существующих, подтаскивал к окну что-то массивное, колченогое – нечто среднее между развалившимся трельяжем и иконостасом.

– Ну, все, – объявил Генка. – Нормально, девчата. Замуровались, блин, пусть теперь размуровывают.

Жажда творчества обуревала Генку – он кинулся выламывать ножку из кровати, вооружился ею, прикинул на вес, удовлетворенно хмыкнул…

От дикой усталости слипались глаза. Шевелиться не хотелось. Ульяна клевала носом. Только засыпала – в ужасе пробуждалась, напрягала слух. Снаружи было тихо, как на кладбище. В щелях между досками клубился туман, но внутрь его что-то не пускало. На улице, похоже, начинало смеркаться – не заметили, как прошел день. В помещении становилось темно – того, что проникало сквозь щели, для освещения было недостаточно. Люди сидели, сбившись в кучу. Генка прислонился к стене, откинув голову, на коленях лежала ножка от кровати, он сжимал ее обеими руками. Без «опознавательной» ехидной гримасы физиономия парня становилась какой-то непривычной. Он был измотан и опустошен. Ульяна сидела рядом с ним, обнимая себя за плечи. На полу в позе зародыша скорчилась Алла, смотрела в одну точку. Рогачева восседала напротив, скрестив ноги, гипнотизировала экран телефона. Давила клавишу – он загорался, давила повторно – гас.

– Батарейка садится, – со вздохом сообщила она.

– Выключи, – пробормотала Ульяна. – Побереги зарядку. Телефоны остались только у меня и у тебя. Мой тоже практически разряжен.