Православные школы, открытые Острожским в своих владениях, стали символом объединения православных славян. Символом места, где православные славяне, в большинстве называвшиеся русскими людьми, чувствовали себя достойно. Там они могли говорить по-русски, молиться в православных храмах, никто не оскорблял их, называя схизматиками, как десятилетиями католики презрительно обзывали своих православных сограждан. Сначала дворяне, затем горожане, и даже селяне в вёсках, по всей Речи Посполитой, завели речь о своём, православном короле. О таком короле, который будет считать православных подданных равными католикам, который начнёт развивать дружбу с православными соседями, а не воевать против них, теряя земли королевства. Даже католики стали поддерживать разговоры о новом короле, если тот сможет вернуть Речи Посполитой потерянные в войне земли.
Стефан Баторий, как это часто бывает, принялся метаться из крайности в крайность. Сначала уговаривал возмутителей спокойствия, обещая дать православной шляхте все католические вольности. Даже издал указ о разрешении православным дворянам иметь свои гербы, чем ненадолго успокоил мятежников. Но начались волнения среди земледельцев и крестьян, требовавших убрать таможенные пошлины при торговле с Западным Магаданом, куда продавали зерно, мясо, сыры, кожи, пеньку и прочие товары. Начали поднимать головы горожане, опора короля, требуя налоговых льгот для православных, как в Королевце и Риге. Взбешённый король, все годы своего правления страдавший от нехватки средств, воспринял такие просьбы, как издевательство, начал жестоко подавлять возмущения на местах. По всей стране заполыхали горящие избы, застучали топоры, выстраивая виселицы в сёлах.
Литвины (будущие белорусы), составлявшие подавляющее большинство населения той части Речи Посполитой, что ещё была под властью короля, искали выход. Кто-то бросал немудрёное имущество, плакал над пепелищем и уходил с семьёй в Западный Магадан. Молодые и дерзкие парни брали в руки копья и топоры, шли жечь панские имения. Над королевством нависла угроза гражданской войны, в чём Стефан Баторий не сомневался, будучи прагматичным политиком. Он отчётливо видел, что с каждым днём теряет сторонников своей власти, а силы Вышневецкого растут. И, как циничный реалист, предвидел, что в случае затянувшейся гражданской войны соседние государства быстро отхватят себе земли остатков Речи Посполитой. Православные подданные бывшего княжества Литовского спокойно воспримут переход под власть Москвы, Королевца или Запорожья. В результате чего, даже победив Вышневецкого, король рискует остаться без королевства.
Николай, поднимаясь по ступенькам королевского дворца, был настроен решительно и спокойно. В отличие от оптимиста Острожского, циничный оперативник не верил в возможности кандидата в короли Вышневецкого удержать шляхетскую вольницу. Он помнил, что в прошлой истории Польши Вышневецкие ни разу не становились королями. Возможно, они управляли ими, но не самоутверждались на троне лично. А Стефан Баторий в прошлой истории смог навести порядок в стране, успешно воевал и строил, оставив о себе память, как о сильном и разумном правителе. Потому и решили новороссийские офицеры сначала предложить свою помощь королю и лишь при его отказе обратиться к претенденту на трон. Тем более что в предложениях Кожина полякам был скрытый подтекст, выгодный лишь магаданцам. Накопившиеся за несколько лет силы войска Речи Посполитой предстояло направить в выгодном направлении, избавив от столкновения с поляками союзных шведов и Западный Магадан. Пусть жаждущие реванша шляхтичи тратят свои силы в другом направлении, победят они или потерпят поражение, любой результат будет выгоден для магаданцев и Руси. Оставалось самое важное – подсунуть полякам приманку.