Вспомнила, как раньше – господи, опять это «раньше»! Никуда от него не денешься! – мы обязательно останавливались здесь и покупали свежий и теплый кирпичик. И еще – уж совсем хулиганили – большую банку густой, деревенской сметаны. Останавливались на опушке и, отрывая руками куски «черняшки», макали его прямо в банку.
И, страшно довольные этим своим «безобразием», веселились и в голос смеялись. Так, без особого повода. Просто потому, что было легко. Свободно было. Хорошо вдвоем. Очень хорошо! Так хорошо, что иногда становилось даже жутковато.
Вкус боли так осязаем, так четок. А вкус счастья я почти забыла…
Перед въездом в поселок я остановилась и откинулась в кресле. Почему-то стало страшно. Мелькнула мысль развернуться и поехать обратно в город. А зачем все это надо? Ведь я почти смирилась, почти успокоилась. А сейчас теребить все по новой? Нет, никак я не угомонюсь! Господи, ведь приказала себе – не анализировать! Просто я очень соскучилась по даче. По террасе, залитой утренним солнцем. По запаху леса, по своим цветам.
И по нему. Уж себе-то можно в этом признаться! Хотя бы – себе.
И еще, интересно, – что во мне сильнее? Гордыня, здравый смысл или любовь? Что победит? Нет, я в любом случае из проигравших. Да и он, кстати, тоже.
И от этого, честно говоря, ни капельки не легче!
Я встряхнула своей обновленной и стриженной головой и въехала в поселок. Лучше бы эта голова обновилась внутри, а не снаружи! Но это гораздо сложнее, прямо скажем.
Притормозила у ворот своего дома, нажала на гудок и вышла из машины. Он появился на крыльце и остановился. Мы смотрели друг на друга долго, минуты три. Или – пять. Или – целую вечность.
На даче было счастье. Я ходила по участку и здоровалась со всеми своим кустиками и цветами. Гладила их и разговаривала с ними. Села на крыльце и закрыла глаза. Это не просто блаженство, это огромное счастье и счастье. Вот как это называется!
Даже когда у нас появились хорошие деньги, мы не поддались модному веянию и, несмотря на уговоры друзей, не купили коттедж в новообразованном поселке. Мы хотели дачу. Ту, которая была из детства. Нет, не у нас – у какой-то родни или знакомых. Дачу с лесным участком, деревянным, а не кирпичным домом. Застекленная веранда с витражными стеклышками, скатерть с бахромой, самовар, большой, на всю семью, заварочный чайник с розами, деревянные полки с гжелью, ставшей к тому времени совсем уже немодной. Резной старинный буфет, книжный шкаф,
Густые заросли разноцветных флоксов и астр. Золотые шары вдоль забора. Жасмин и сирень.
Нет, благоразумие нам не изменило, и от бытовых удобств отказываться мы не собирались. Конечно, горячая вода, туалет, ванная, отопление. Бытовая современная техника тоже не возбранялась. Мы хотели дачу. И мы ее нашли через два года долгих и утомительных хлопот и еженедельных разъездов по Подмосковью каждые выходные.
Мы заезжали в старые дачные поселки, бродили по улицам и стучали в калитки. Оставшиеся старики и старушки сначала с опаской пускали нас на участок, а потом поили чаем с вареньем. Кто-то объяснял, что дача давно отписана наследнику – сыну или внучке. «Нет, пока они не появляются, – горько вздыхали старики и жалко улыбались. – К чему им эта рухлядь и неудобства? Потом, наверное, все снесут, – тяжело вздыхали они, – и построят особняк. А это все… А это все – рухлядь. И дом, и мы вместе с домом. Слава богу, пока нас не трогают – дают дожить. Ведь с этим домом связано все. Вся жизнь. И наша молодость, и рождение детей. И ушедшие друзья».