– Уверяю тебя, я сильно нажал на копье. Оно вошло глубоко в тело. А доказательство в том, что из него полилась жидкость. Прямо забила фонтаном.

– Фонтаном? – повторил врач. – Но ведь из трупа как раз и не брызжет кровь. Она из него может сочиться, густая, коричневатая. Она едва течет. Но не брызжет! Теперь мы можем быть уверенными в том, что распятый не умер, когда вы хотели удостовериться в его кончине.

– Мой удар прикончил его!

– Удара копья недостаточно. Расскажи лучше, каким было тело, когда ты снимал его. Горячим? Теплым? Холодным? Еще гибким или уже окоченевшим? Расскажи нам обо всем.

Галл побагровел. И уткнулся глазами в пол. Я перехватил эстафету у врача и приказал немедленно отвечать.

– Ну что ж… то есть… Нам было трудно судить, потому что мы в это время снимали двух других…

– Как! Разве Иисуса с креста снимали не наши люди?

– Наши снимали тех, кто висел по бокам. У них не было семьи, никого. А снимать назареянина… там было полно народа, многие хотели этим заняться… В том числе и тот господин, что приходил к тебе…

– Иосиф из Аримафеи!

– Да, а поскольку мы спешили…

Не знаю, что тебе сказать, дорогой мой брат, был ли я больше разъярен или испытал облегчение. Я разыграл гнев и посадил этих людей под арест; прокуратор должен наказывать за любое упущение при исполнении приказа. Но мне лучше потерять авторитет, чем разум; я испытал невиданное облегчение оттого, что все разъяснилось. Кстати, остальные посаженные в тюрьму солдаты подтвердили, что даже не дотронулись до тела назареянина, а один из них, бахвалясь своей ловкостью, заявил мне напоследок:

– Мы сняли с креста двоих, а евреи еле успели снять одного. Сразу было видно, что у них нет навыков. Они трижды пытались извлечь большой гвоздь из ноги. Мы привычны к мертвечине и не церемонимся. А они обращались с ним так, словно он мог еще что-то чувствовать.

В тот вечер я понял, что на земле Палестины у меня есть враг, враг, о котором я не подозревал, который манипулирует Каиафой, мною, синедрионом, учениками Иисуса и, быть может, самим Иисусом. Речь идет об Иосифе из Аримафеи. Он предвидит, предугадывает, путает следы и пользуется законом и календарем, чтобы обмануть нас. Зная, что три пасхальных дня не позволяют оставлять распятого на кресте, он с самого начала решил использовать этот козырь: Иисус, арестованный в ночь перед началом праздника, отданный под суд, осужденный на следующий же день, не имел бы времени умереть на кресте! На пути к месту казни крест нес сообщник, чтобы сохранить осужденному силы и тайком сообщить о плане. Через пять часов Иисус притворяется мертвым, и Иосиф бежит ко мне во дворец, чтобы доложить о его смерти, а потом, ссылаясь на еврейские обычаи, просит меня казнить двух остальных, чтобы похоронить все три трупа. И вместе с сообщниками освобождает Иисуса, с предосторожностями переносит его в приготовленную могилу, накачивает стражу Каиафы снотворным, а ночью забирает раненого. Он дает ему три дня на выздоровление, пряча среди слуг. Потом начинает его показывать, всегда на короткое время, всегда крайне осторожно, ибо раненый еще слаб.