Известно высказывание 22 июня 1941 года будущего первого послевоенного американского президента Гарри Трумэна о том, кому нужно помогать в случае успехов на советско-германском фронте. Менее известна его угроза в отношение Советской России уже в качестве нового президента США: «Если бомба взорвется, а это так и будет, то у меня появится хорошая дубинка для этих русских!»

В этой фразе – суть долговременной политики США против СССР с позиции силы.

И вот март 1946 года, пресловутая фултонская речь Черчилля, положившая формальное начало холодной войны. Это было не просто мнение отставного премьера и колеблющегося в тревожное время союзника Сталина по Второй мировой войне, а англо-американская речь с претензией на противостояние двух военно-политических систем с сохранением западной монополии на ядерное оружие.

У американкой военно-политической элиты сформировалось твердое убеждение в том, что монополия на атомное оружие позволит диктовать мировому сообществу американские условия. И основывалось оно на уверенность в длительном отставании СССР в деле создания собственного атомного оружия. Предсказания с отставанием в этой области простирались от 5 до 20 лет.

В декабре 1945 года УСС (американская разведка) констатировала, что обладание атомным оружием дает США возможность проявлять:

• во-первых, упреждающие инициативы (концепция первого удара);

• во-вторых, опасность атомного нападения на США может быть устранена опережающим противника созданием средств защиты от него (зарождающаяся идея СОИ);

• в-третьих, Советский Союз должен быть лишен возможности получить информацию об атомном оружии, как форму содействия развитию его военного потенциала;

• в-четвертых, обеспечение баланса сил в свою пользу является для США фактором сдерживания потенциальных противников.

Угроза лишить советскую сторону возможности добраться до секретов об атомной бомбе («в-третьих») нашей разведкой не может быть принята.

Дело в том, что УСС объявило приоритетной задачей американского разведсообщества добывание информации о советских атомных исследованиях (1946), затем последовал доклад президенту США о том, что атомная бомба ожидается в СССР не ранее 1950–1953 годов (за такое предсказание директор УСС-ЦРУ был смещен со своего поста!).

Обещал новый директор ЦРУ Аллен Даллес узнать и предупредить Белый дом о появлении в СССР атомной бомбы. Не узнал. И потому испытание советской отечественной атомной бомбы 29 августа 1949 года явилось для США полной неожиданностью и серьезным ударом для планов американской «атомной элиты», нацеленных на мировое доминирование.

А ведь работа союзников в рамках проекта «Манхэттен» велась в атмосфере величайшей секретности, как говорил руководитель проекта генерал Гровс: «…сохранить в тайне от русских наши открытия и детали наших проектов и заводов».

Стена секретности оказалась весьма эффективной, и ни одной разведке не удалось проникнуть за ее пределы, кроме… советской. Знал бы генерал Гровс, что в момент его пожелания «сохранить в тайне от русских атомные секреты» к 1944 году только нью-йоркская резидентура располагала более чем десятком источников информации из числа сотрудников в главных атомных объектах Америки!