– Так что, он псих? – удивился Петров. – Как же можно серьёзно сражаться с мельницей?

– Но он же думал, что это великан! – терпеливо, как маленькому, втолковывал Васечкин.

– Ну я и говорю, псих! – рассердился Петров.

Васечкин резко затормозил.

– Сам ты псих! – заорал он вслед Петрову. – Если человек благородный и заступается за слабых, то его всегда такие, как ты, психом называют!

Петров резко развернул свой «Школьник» и на полном ходу подлетел к Васечкину.

– Я – псих? – тоном, не предвещающим ничего хорошего, спросил он. – Сам поднимает ночью, тащит куда-то, а я псих? Ладно!

И Петров, не говоря больше ни слова, повернулся и поехал в сторону лагеря.

Васечкин смотрел ему вслед. Потом нажал грушу клаксона.

Петров не оглянулся.

Васечкин развернул своего «Росинанта» и приналёг на педали.

– Слушай, Петров, – запыхавшись сказал он, догнав Петрова. – Ну ладно тебе! Пускай понарошку, но всё-таки они прославились…

Петров молчал, сосредоточенно вертя педали.

– Дон Кихот всех, кого побеждал, заставлял признать, что Дульсинея Тобосская самая прекрасная во всём мире, и теперь её имя даже стало на-ри-ца-тель-ным! Все её знают. Хотя много лет прошло. Я сам читал в предисловии… – задыхаясь, говорил Васечкин. – Да не гони ты так, у меня же велик тяжёлый… – окончательно выбившись из сил, взмолился он.

Петров сбавил ход, но ничего не ответил.

Васечкин тяжело вздохнул.

– Ну вот, – сказал он, переводя дыхание, – и мы всех, кого победим, будем заставлять, чтобы они прославляли Машу Старцеву, и она будет знаменитая, как… Джигарханян. Представляешь?

Петров затормозил.

Васечкин по инерции пронёсся вперёд.

– Ну? – сказал он, возвращаясь к задумавшемуся Петрову.

– Тогда ладно… – Петров развернул велосипед. – Если как Боярский, я согласен.

И друзья покатили дальше навстречу удивительным подвигам.

Солнце уже стояло довольно высоко и основательно припекало. Искатели приключений взбирались вверх по горной дороге. Ландшафт, надо заметить, чем-то очень сильно напоминал испанский, если судить по иллюстрациям в книге. Петров ехал, обливаясь потом, недовольно оглядывая пустые, выгоревшие на солнце склоны.

Васечкин ехал с комфортом, укрывшись пляжным зонтом.

Дорога всё круче уходила вверх, и Петрова всё сильнее начинала донимать жажда, к тому же со вчерашнего ужина у него маковой росинки во рту не было.

– Слушай, – спросил он Васечкина, – а ты с собой еду не взял?

– Нет! – беспечно ответил Васечкин. – Дон Кихот никогда не ел перед сражением.

– Ну кто же совершает подвиги на пустой желудок? – возмутился Петров. – Я, если бы знал, во что ты меня впутаешь, обязательно бы закусил сначала… А в лагере скоро обед… – мечтательно добавил он.

– Ну и что? – пожал плечами Васечкин.

– Едем, едем… – продолжая размышлять вслух, сказал Петров, – а зачем? Кругом горы. Где тут подвиги совершать?

– Смотри, ручей! – прервал его размышления Васечкин.

Они вкатили на поляну, покрытую цветущими маками.

Васечкин остановился, любуясь цветами.

Петров тоже остановился, но любоваться не стал. Он соскочил с велосипеда и жадно припал к воде.