– Судя по ракурсу – фотограф там на скамеечке сидел, – вставил Таганцев.

– В зимнем парке? На холодной лавочке в семь утра? – Натка искренне восхитилась самоотверженностью неизвестного фотографа. – Лен, да у тебя серьезный враг, идейный!

– Какой враг, у меня нет никаких врагов, – забормотала я.

– Да как же! – Натка фыркнула. – У Лены Кузнецовой их, может, и нет, а вот у судьи Елены Владимировны наверняка полно таких, и все сидят, только не в парке на лавочках!

– Вариант, – согласился Таганцев. – Лена, надо поднять дела, посмотреть, кого ты сильно обидела. Это кто-то серьезный, со средствами и связями.

– Может, Хрупин? – слабо оживилась я. – Бывший концертный директор Диманди? Он увел его кассу, но по суду был вынужден все вернуть, а там большие деньги…

– Тот самый Хрупин, который так кстати рассказал журналистам, какие у Диманди расценочки на заказные выступления? – Натка зашелестела газетой. – Да, морда у этого Хрупина противная, елейная, сразу видно, такой на любую гадость способен… И связи в медиа у него наверняка сохранились, раз он бывший концертный директор звезды!

– Хрупина проверим, – сказал Таганцев, – но я бы на него не ставил. Во-первых, я так понял, по суду его разули и раздели, из бизнеса выкинули, а такую кампанию в СМИ на одних старых связях не потянуть, тут еще и деньги нужны, пресса-то у нас продажная, а не бесплатная. Во-вторых, главный обидчик этого Хрупина не Лена, а Диманди, так стал бы он делать рекламу своему врагу? Рэперу-то эта шумиха только на пользу, сколько народу узнает, какой он модный и дорогой!

– Так, может, это все Диманди и затеял? – предположила Натка. – Приподнял свои проседающие акции за твой, Лена, счет?

– Нет, это не он, – уверенно возразил Таганцев. – Рэпер тут так, по касательной… цель – явно Лена. Давай, вспоминай, может, тебя купить пытались, взятку давали, а ты отказалась, может, ты чьи-то планы порушила или влезла куда не надо? Ты чем вообще в последнее время занималась?

– В какой конкретно период времени? – Я разозлилась. – На этой неделе я тупо разгребала завалы разных ерундовых дел и занималась Сашкиным праздником, а до того были каникулы и праздники, я даже из дома почти не выходила! Кому и как я могла навредить?

– Не знаю, вы, бабы, народ изобретательный, – проворчал Костя. – Ладно, зайдем с другой стороны. Тебе никто не угрожал?

– Чем? Да и с чего бы? – Я вытаращила глаза… да так и замерла пучеглазой куклой.

– Она что-то вспомнила! – правильно догадалась Натка.

– Выдыхай, – посоветовал мудрый опер. – И рассказывай.

– Я не знаю, имеет ли это какое-то отношение… по-моему, это ерунда… нет, точно ерунда, но…

– Продолжай.

– Ладно. – Я решилась. – На прошлой неделе я решила заняться собой. Начать здоровый образ жизни и все такое. Как раз случайно встретила старую знакомую, которая выглядит как картинка, как-будто ей двадцать пять, а не сорок с хвостиком.

– Уже весьма подозрительно! – прокомментировала Натка и сурово засопела.

Таганцев жестом остановил ее и помахал мне:

– Продолжай.

– Эта знакомая, Полина Васильева ее зовут, очень настойчиво приглашала меня в группу, где занимаются дыхательной гимнастикой, йогой, самовнушением, гипнозом и прочей модной ерундой, и я даже один раз к ним сходила… но мне там не понравилось, и я ушла с середины занятия. И вот когда я уходила, Полина, пытаясь меня остановить, сказала: «Не делай этого, подруга, ты страшно пожалеешь». По-вашему, это можно считать угрозой?