Спать расхотелось, появилось нехорошее ощущение, будто я упустила что-то важное. Но что? Что-то такое, что я могла видеть. Уже. Но не увидела. Еще. А почему? Куда-то не туда смотрела?

Обеспокоенная, я посмотрела сначала в окно, потом в зеркало, затем на экран телевизора.

За окном было мутно-серое зимнее утро, в нем увязали голые деревья, зябко куталась в ватное облако башня недостроенной многоэтажки, нудно скрипела перекосившаяся детская каруселька, пронося низко над лужами одинокого ребенка в добротной экипировке астронавта – бесформенном комбинезоне, дутых сапогах, шапке-шлеме и варежках. Карусельку без устали подкручивал папа юного космонавта, неуклонно увеличивая вероятность стыковки потомка с земными хлябями.

В зеркале отражалась все та же я, в телевизоре сидел щекастый и розовый, как целлулоидный пупс, ведущий итоговых новостей – неумный и неприятно кокетливый. Ну, и чего же я не видела?

Так и не найдя ответа на этот вопрос, я перемыла посуду и занялась приготовлением обеда на удвоенное количество персон.

Обещая скоро быть, Натка сказала «мы», а не «я», значит, можно было ожидать, что она явится вместе с сыном.

Я нажарила всеми любимых котлет, а остатки фарша пустила на суп с фрикадельками, сварила макароны, натерла сыр для них и заварила свежий чай, решив, что сладкое к нему привезут Натка с Сенькой. В этом смысле моя сестрица очень правильно воспитана: мы с ней обе неизменно следуем святому бабулиному завету никогда не ходить в гости с пустыми руками.

И точно, в руках у Натки, ввалившейся в дом аккурат под свисток закипевшего чайника, очень похожий на паровозный гудок, был фирменный пакет. Но не из булочной, а из аптеки!

– Я подумала, вдруг у тебя как раз все закончилось, – сказала сестрица, сунув мне в руки свой презент, и принялась нервно разматывать с себя витки шарфа.

– Что у меня закончилось? – Я заглянула в пакет, увидела там валерианку, глицин и настойку пустырника, после чего у меня закончилось терпение. – Да в чем дело?!

– Что, валерианка не помогает? – по-своему понял происходящее новый гость. Он протолкнул глубже в прихожую раскукливающуюся Натку, закрыл за собой дверь, бросил на обувницу свернутую газету и сказал: – Лен, привет, ты только не волнуйся.

Оказывается, Наткино «мы» включало ее и Таганцева.

– А Сенька где? – спросила я, честно стараясь не волноваться, как просили.

– На инглише. – Натка прошла на кухню и сразу загремела крышками на плите. – Ум-м, котлетки!.. У Сеньки индивидуальное занятие с преподавателем, два часа гудмонинга с вотизенеймингом, мы пока тут по-человечески поболтаем, тем более что есть о чем…

Она сама разлила по тарелкам супчик, усадила нас с Костей за стол и тоже села, старательно и неубедительно делая вид, будто ничего особенного не происходит, просто очередной субботний обед в непринужденной домашней обстановке.

Я посмотрела на Таганцева. Таганцев отвел глаза.

Я положила ложку и сказала:

– Нет, я так фрикаделькой подавлюсь. Выкладывайте уже, что случилось.

– Ты поела бы… пропадет же аппетит, – вздохнула сестрица.

Таганцев, устрашенный перспективой, живо захлюпал супчиком.