Работать Лайтингер велел в центральном зале дома. Вокруг стола, за которым он сидел ночью с Броуди, расставили четыре кресла. Трое вооружённых «дворняг» – два в углах зала по диагонали друг от друга и один в прихожей – присматривали за пленниками…

…которые завтракали галетами с водой, уже начав работать. Чувства они держали при себе, хотя Клара при встрече всё же бросилась в объятия Мунина и даже немного всплакнула.

Главным в этой компании Лайтингер считал Одинцова – потомка Джона Ди, а остальных – его подручными. Разубеждать гангстера не стали. Одинцов изображал руководителя и направлял беседу. Он сразу заговорил по-русски: лишние уши были ни к чему. Правда, при этом заодно с прочими иностранцами из разговора выпала Клара. Лайтингер мог решить, что девушка в компании лишняя, и Одинцов нашёл ей занятие. Он выпросил у Лайтингера документы, которые привезла Жюстина. «Дворняги» прикатили в зал её дорожную сумку с канцелярскими папками. Клару снабдили шариковой ручкой, стопкой писчей бумаги – и она с тщательностью профессионального археолога стала конспектировать историю двух реликвий со времён Моисея до тех пор, когда юный Штерн по приказу Вейнтрауба отыскал их в чешском замке Бечов.

– Я догадался, что такое Урим и Туммим, – повторил Одинцов для Евы; с Муниным они успели обсудить его догадку ещё до полуночи. – Проще не бывает. Это не камни.

Уверяя Лайтингера, что троица остановилась в шаге от разгадки тайны двух реликвий, Одинцов не лукавил. Прочитав письмо Штольберга, он почувствовал, что головоломный пазл вот-вот сложится. Оставалось поделиться новой информацией с компаньонами, а уж они-то быстро расставили бы всё по местам. Неожиданный поворот событий помешал Одинцову, но сознание продолжало работать. Нужные сведения будто сами выныривали из моря накопленной информации и стыковались между собой.

На экскурсии по Иерусалиму гид говорил троице, что пектораль первосвященника – нагрудная пластина, украшенная двенадцатью драгоценными камнями, – передавала ответы Ковчега. Ещё он сказал, что камни загорались по очереди, как лампочки, и первосвященник читал возникающий текст. Тогда Одинцов назвал это полной чушью, а теперь подумал: как человек может прочесть буквы, которые мигают у него на груди? Ответ появился, когда Одинцов промывал воспалённые глаза в подвальном туалете и разглядывал своё отражение. Первосвященник должен был смотреть в зеркало.

Мысль заработала в этом направлении. Если для коммуникации с Ковчегом нужно зеркало, значит, у чёрно-белых кругляшей другая функция. А здесь речь идёт про свет и тьму, сообразил Одинцов, когда охранники открывали и закрывали дверь в бокс. Зеркало бесстрастно отражает всё. Урим и Туммим на древнееврейском – свет и совершенство. Свет – понятно, а что может быть совершеннее тьмы?!

Когда Одинцов мимоходом спросил Дефоржа, почему лучшее в мире детективное агентство носит название «Чёрный круг», француз ответил: потому что чёрный круг совершенен.

К этому прибавилось письмо Штольберга. Кроме изразцов и перстня в шкафу отеля «Бейт-Иеремия» хранилась только чёрная тарелка из обсидиана. В спешке троица не обратила на неё внимания – чёрный полированный круг в обрамлении золотой чеканки с видами древнего Иерусалима выглядел местным сувениром. Хотя уже тогда надо было насторожиться, ведь барон Одинцов распродал всю свою коллекцию – и оставил только самое ценное. Штольберг сообщил, что, по документам, тарелка была куплена с аукциона у неназванных англичан вскоре после объединения Германии в 1871 году…